Читаем Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919 полностью

Каждые несколько минут в двери появлялись новые фигуры. Некоторые просто заглядывали, другие, бросив беглый взгляд, проходили внутрь, пробирались на свободные места и располагались поудобнее. Одним из первых был человек, который ожидал вместе с нами уличного трамвая. Случайно он двинулся по направлению ко мне и занял место рядом. По другую сторону от меня сидел молодой финский крестьянин.

Постепенно вагон заполнился людьми. Я насчитал 30–35 пять фигур, одетых в полупальто и меховые шапки, с шарфами вокруг шеи. Разговаривали редко и полушепотом. Недалеко от меня располагалась семья, привлекшая мое внимание: мужчина, женщина и две девочки. Одной было лет двенадцать, другой – не более семи. В их одежде не было ничего примечательного, но облик казался не совсем обычным. Я был убежден, что они не те, за кого себя выдают.

Отправка поезда задержалась более чем на два часа, а когда он наконец тронулся, то двигался черепашьим шагом. Без видимых причин мы через небольшие промежутки времени беспрестанно останавливались. Порой через полуоткрытую дверь я замечал промелькнувшую станцию или деревню, но в основном тянулись сосновые чащи и поля, покрытые снегом. Дорога не превышала 50 миль и обычно преодолевалась не более чем за полтора часа. Но мы ехали очень долго и только к 4 часам после полудня стали приближаться к пункту назначения. Всю дорогу я наблюдал за пассажирами из-под полуопущенных век, пытаясь угадать, кто они. Проводник сидел рядом с печкой, и, когда открывали задвижку, я изучал его сосредоточенное выражение лица в красном отсвете. За долгий путь я испытал тревогу дважды.

Однажды я не мог побороть желание курить. Я сунул руку в карман, достал трубку и набил ее табаком. Когда собирался чиркнуть спичкой, ко мне обратился молодой сосед. Хотя я довольно часто бывал в Финляндии, но по-фински знал всего несколько слов, поэтому медлил с ответом. Сосед повторил свою просьбу, и, к моему большому облегчению, я различил слово «спички» на финском языке. Раскурив трубку, я протянул ему горящую спичку. Вместо того чтобы взять ее у меня из рук, он подался вперед и, прикуривая свою сигарету, пристально взглянул в мое лицо. Мне показалось, что в его серо-зеленых глазах таится какой-то зловещий блеск. Когда спичка погасла, человек продолжал смотреть на меня в полумраке, и меня не покидала уверенность, что он догадался о цели моего путешествия. Возможно, это был агент Чека, в чьи обязанности входило обнаруживать в поезде подозрительных лиц. Моя трубка потухла, и больше я ее зажечь не пытался.

Затем меня снова одолела тревога. Я не прекращал следить за соседним семейством. Неожиданно маленькая девочка повернула голову к женщине и заговорила громким голосом, перекрывшим скрежет и грохот двигавшегося поезда. Я различил не все ее слова, но понял: она говорила по-французски! Женщина всполошилась и прикрыла рукой рот девочки, но было уже поздно. Все повернули голову в их сторону, и мне показалось, что пассажиры вагона, как и я, догадались, кто с ними едет. Теперь присутствие этой семьи в вагоне, без сомнения, свидетельствовало: они пытались бежать из советской России. Но как им удалось пройти в вагон? Как смогла семья из четырех человек пройти контроль на вокзале? И что с ними будет, если они попадутся? Мысли об их беспомощности временно вытеснили из моей головы все остальное.

Поезд двигался все дальше и дальше. Когда он в очередной раз остановился, я не имел представления о том, где мы очутились, но полагал, что пункт назначения был близок. Пассажиры начали застегивать свои полупальто и натягивать на уши шапки. Силуэт проводника вновь замаячил в дверном проеме. Я поднялся и последовал в его направлении. Другой его подопечный двигался вслед за мной. Поезд продолжил движение, судя по всему, по дуге. Проводник высунул голову наружу и, казалось, погрузился в размышления. Вдруг он напрягся и отступил в сторону, жестом предлагая мне выглянуть из вагона. Я уперся в края двери и высунулся.

Рельсы были проложены через узкую долину между двумя горами, покатые склоны которых покрывал толстый слой снега. Далее виднелась станция, на которой выстроились солдаты. Прежде чем я осмыслил увиденное, проводник прошептал в ухо:

– Беда… Красногвардейцы на станции… Прыгайте! Я тоже прыгну… Потом пойдете за мной…

Поезд набирал скорость. Доли секунды я колебался, затем бросился в белую снежную массу, заполнившую боковое углубление вдоль железной дороги. Успел заметить, что в нескольких футах от меня оказался еще кто-то из вагона, за ним – еще один. Взволнованные возгласы оставшихся пассажиров потонули в грохоте проходившего мимо поезда. Затем послышались отдаленные крики и треск ружейных выстрелов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары