Сквозь ночь

Лидия Иванна была женщина немолодая, бурно и несчастливо пожившая и поэтому считавшая себя особенно проницательной в сердечных делах. В молодости она была актрисой, играла в студии, где вместо декораций на сцене стояли фанерные кубы, пирамиды и ширмы, а режиссер исповедовал ритмопластику и более всего ценил в людях гибкость и цирковое бесстрашие. Теперь же она руководила драмкружком (или, как она говорила, сильно нажимая на «о», «драмколлективом») при Доме культуры пекарей и вела образ жизни непризнанного гения: ела всухомятку, много курила, хрипло кашляла, носила причудливые халаты из недорогих, но ярких ситцев, вздыхала об упадке театра, а о Станиславском говорила с небрежной интимностью, называя его Константином Сергеичем.

Люба вошла в ее комнатку, уставленную гипсовыми статуэтками и увешанную пожелтевшими фотографиями, изображавшими Лидию Иванну в ролях, присела на тахту, покрытую пыльным ковром, и не заметила, как рассказала все.

Лидия Иванна выслушала ее с жадным любопытством одинокой женщины, затянулась, выпустила дым из ноздрей, покашляла и сказала:

— Ах, милочка, поверьте моему жизненному опыту, все это очень, очень сложно. Да, да… Гораздо сложнее, чем вы думаете. Я немного знаю мужчин… — Она еще выше приподняла брови и погасила папиросу, сердито потыкав окурком в пепельницу. — Нет ничего хуже, милочка, чем сознание собственной неполноценности…

Она потянулась за папиросой и снова закурила, страдальчески наморщив лоб.

— Начинается с мелочей, — продолжала она, затянувшись и хрипло закашлявшись, — вы не знаете того, не понимаете этого, у вас нет общих интересов, вы не можете поддержать разговор, а кончается тем, что вы превращаетесь в самку и домработницу, да, да, да… А это, как вы сами понимаете, милочка, в наше время не очень приятно…

— Не знаю, что теперь делать, — сказала Люба, тронутая участием Лидии Иванны.

— Ищите человека, с которым вы могли бы стать вровень. И если вы даже будете чуть-чуть повыше его — о, от этого вы только выиграете, поверьте уж мне…

— Не знаю… — нахмурилась Люба и поднялась.

— Не торопитесь, милочка, — сказала Лидия Иванна, которой очень не хотелось прерывать этот разговор, представлявший для нее редкую возможность поделиться своим жизненным опытом. — Посидите…

— Надо идти, — вздохнула Люба. — Почитать не дадите чего-нибудь?

— Пожалуйста, — сказала Лидия Иванна. — Выбирайте.

— Маяковского у вас не найдется?

— Где-то был.

Лидия Иванна порылась на полке, вытащила толстый красный томик и сдула с него пыль.

На следующий день в обед Люба сходила в завком и попросила председателя помочь ей насчет учебы.

— С отрывом, без отрыва? — спросил председатель, поглаживая ладонью бритую голову.

— Без, — сказала Люба.

Председатель подумал, постукивая карандашом по столу и все еще оглаживая голову, словно бы это помогало ему.

— А на какую специальность? — спросил он.

— Автоматика, — сказала Люба.

— Ого! — Он отнял ладонь и посмотрел на Любу. — И телемеханика небось?

Она промолчала.

— Н-да, дело сурьезное, — улыбнулся председатель. — Ты что же, в институт хочешь?

— А сколько в вечернем? — спросила Люба.

— Чего?

— Лет.

— Шесть, — сказал председатель. Люба вздохнула. — Да я и не знаю, возьмут ли тебя, — продолжал он, — туда с производства берут…

Он снова помолчал, погладил голову и сказал:

— Пошла бы ты лучше на курсы, а?

— На какие?

— Чертежников-конструкторов, двухлетние, на правах техникума. Тоже без отрыва… Черт меня побери! — крикнул он вдруг и хлопнул ладонью по столу. Бритая голова его покраснела. — Все только высшее норовят, прямо эпидемия какая-то. А где же средний состав брать? Вот конструктора воют: чуть только порядочный чертежник попадется — шмыг, и в институт. Ну что ты с ним сделаешь? А хороший чертежник — ты знаешь, что это такое? Это конструктору правая рука!

— Не кричите, я пойду, — сказала Люба.

— Куда?

— На курсы.

Когда она вышла, предзавкома громко и требовательно сказал секретарю, подшивавшему в папку какие-то бумажки:

— Ну вот, полюбуйтесь, это же прямо черт знает что. Эпидемия какая-то. А где прикажете машинисток брать?

И тише прибавил:

— Напишите-ка ей рекомендацию, а я сейчас позвоню на эти курсы, будь они трижды счастливы…

6

Всю неделю один и тот же хрипловатый голос отвечал Алексею по телефону: «Нет дома». А в субботу он получил письмо. Поспешно надорвав конверт, он прочитал:

«Здравствуйте, Алеша!

Вас, вероятно, удивит это письмо, но вы не удивляйтесь.

Я завербовалась в Арктику и уезжаю на два года.

Сейчас не могу вам объяснить, почему так получилось, когда-нибудь узнаете. Писать я вам не смогу, да и вы мне тоже. Если вы меня действительно любите, как вы говорили, то подождите два года, а если же нет…»