Сквозь ночь

Была удивительная радость в таких совпадениях, когда сама жизнь подтверждала правильность его мыслей. Он с жадностью набрасывался на таких людей — выспрашивал, исписывал десятки записных книжек…

У него уже накопилось достаточно биографического материала, и теперь он занимался техникой. Так же, как во время войны, ему, военному журналисту, необходимо было знать, что такое МЗП, спираль Бруно, какова разница между навесным и прицельным огнем и так далее, так и теперь нельзя было писать книгу, не поняв как следует, что такое опока, летка, многошпиндельный полуавтомат, геометрия резца и прочее.

И он знакомился с нужными машинами с тем же интересом, что и с людьми, исписывал записные книжки терминами, производственными оборотами речи, специальными словечками, — короче, всем, что могло придать книге необходимый аромат достоверности.

Сегодня он походил по кузнечно-прессовому цеху. Инженер, водивший его, — совсем юный с виду паренек, — смотрел на него с нескрываемым любопытством (живой писатель!) и старательно показывал все, что можно было показать. Дмитрий Иваныч подивился сказочной точности тяжелых машин, выслушал известную историю о том, как можно с помощью многотонного молота разбить на самых маленьких часах стекло, не повредив механизма, записал кое-что и ушел, испытывая некоторую усталость от шума и грохота.

С завода он отправился пешком, разглядывая вывески и заходя в попадавшиеся слесарные мастерские. Всюду работали, повизгивая напильниками, постукивая молотками, гудя паяльными лампами, какие-то люди с испачканными носами, все они почему-то показались Дмитрию Иванычу на одно лицо. И сами мастерские — пыльные, темноватые, с висящими на стенах ведрами, чайниками, со сваленными в кучу патефонными пружинами и прочим хламом — казались ему одинаково жалкими и невыносимо скучными, и было неприятно и не хотелось думать, что рядом с жизнью яркой и напряженной существует такая ржавая, неинтересная жизнь.

К обеду он вернулся домой.

— Тут тебе из издательства авторские прислали, — встретила его Мария Макаровна.

— Ага, очень хорошо… — рассеянно ответил Дмитрий Иваныч. Он полистал пахнувшую типографией книжку и понюхал ее.

Обедал ой вяло, ковырял вилкой, уткнувшись в газету. На четвертой странице он прочитал набранную петитом заметку об издательских планах на ближайший год.

«Писатель Дм. Цыганков, — было сказано в заметке, — автор тепло встреченной читателями книги «В боях за Родину», заканчивает работу над сборником рассказов «Мирный фронт». В беседе с нашим корреспондентом Дм. Цыганков сообщил: «Герои моих рассказов — это люди, знакомые читателю по книге «В боях за Родину», — танкисты, пехотинцы, разведчики, завоевывающие новые победы на фронте мирного созидательного труда…»

Третьего Цыганков есть не стал.

— Ты что, нездоров? — спросила Мария Макаровна.

— Нет, ничего, — сказал Цыганков. — Так, устал немного…

Он прошел в кабинет и лег, уставясь в потолок.

3

Дня через три, вечером, снова явился Раколин.

— Дмитрий Иваныч, к тебе пришли, — сказала Мария Макаровна, заглянув в кабинет и зачем-то подмигнув при этом.

— А-а, Федя, заходите! — пригласил Цыганков, увидя стоявшего за спиной Марии Макаровны Раколина.

— Вы, конечно, извините, — сказал Федя, входя в кабинет. Он споткнулся о порог, вздохнул и улыбнулся.

«Пьян», — подумал Цыганков.

— Проходите, проходите, Федя, — сказал он как можно приветливее. — Садитесь…

Федя твердо прошагал к креслу и сел.

— Вы, конечно, извините, — повторил он, широко улыбаясь.

— Пожалуйста, пожалуйста, — сказал Цыганков, потирая руки и испытывая неловкость, какую испытывает в подобных случаях трезвый человек.

— Я, конечно, маленько выпивши, — сказал Федя, — но это ничего. — Он подумал, как бы вспоминая что-то, шумно вздохнул и сказал: — Выхожу я сегодня из мастерской, только пошабашил, идет Захаров, вы же его знаете?

«Кажется, тот, о котором он писал в письме», — подумал Цыганков.

— Да, да, конечно, — сказал он. — Помощник мастера?

— Ага, мировой парень, — продолжал Федя, — он как раз премию получил за одно рационализаторское предложение (Федя произнес «рационализаторское» так, будто шел по одной доске). — Ну, давай, говорит, зайдем, отметим.

— Понятно, — сказал Цыганков.

— Ну, мы и зашли. А потом, думаю, дай зайду к вам. Вы, конечно, извините…

— Да что вы, что вы, Федя, — сказал Цыганков. — Я вам как раз книжку приготовил.

— Вот это спасибо, — Федя провел рукой по лицу, как бы снимая паутину. — Большое, большущее вам спасибо. Я давеча говорю Захарову: слушай, не ломайся, давай зайдем, это же мировой человек, Дмитрий Иванович Цыганков, все по правде про нас написал…