Сквозь ночь

— Ладно, ладно, — проговорил Цыганков и подумал: «Еще чего не хватало…» Он встал, выдвинул ящик стола и достал книгу. — Вы ее сегодня возьмете или в другой раз?

— Вы что, считаете, я не при своих? — Федя сделал усилие и убрал улыбку с лица. — Давайте, не беспокойтесь… — Он взял книжку и встал. — Пойду, — мрачно сказал он.

— Да нет, куда вы, посидите, — сказал Цыганков.

— Нет, пойду, — упрямо повторил Федя. Он еще раз провел ладонью по лицу, как бы окончательно стирая хмель, и направился к двери.

В передней стояла Мария Макаровна.

— У меня к вам просьба, товарищ Раколин, — сказала она, придерживая на груди халатик и щурясь на Федю. Цыганков показал ей за спиной у Феди кулак. — У нас там на черном ходу с замком неладно что-то, вы не могли бы посмотреть?

— Пожалуйста, — сказал Федя. — Это в наших руках. — Он положил книгу на столик у вешалки.

— Нет-нет, — Цыганков взял книгу и ткнул ее Феде под мышку. — Как-нибудь в другой раз.

— А чего в другой раз? — сказал Федя. — Вы что, думаете…

— Ничего я не думаю, Федя. Просто уже поздно, и потом это совершенно не нужно… — Он метнул на Марию Макаровну уничтожающий взгляд.

— Ну тогда в другой раз, — сказала она, улыбаясь Феде.

— Ладно, — сказал Федя и вышел.

В воскресенье Цыганкова пригласили во Дворец пионеров на встречу с юными читателями. Он вернулся оттуда взбудораженный и помолодевший.

— Какие замечательные ребята, — начал он еще в передней, сбрасывая плащ и цепляя его на вешалку. — Умные, чуткие, и какая любовь к литературе, какая заинтересованность!.. — Он вошел в комнату, снял очки, подышал на них и протер платком. — Просто удивительно, знаешь, только вот беда — говорят готовыми формулировками. Ты понимаешь, Машук, просто-таки обидно, — продолжал он, надев очки, расхаживая по комнате и глядя, как Мария Макаровна накрывает на стол. — Вылезает на трибуну этакий чертеныш, при галстуке и прочее, его там еле видно, и начинает: «Писатель Цыганков в своем рассказе «Разведчики» ярко показал…» И пошел, и пошел — умора, ей-богу. Все у него расставлено, рассортировано, все он знает… Пока раскачал их на простой разговор, прямо-таки измучился. Но зато потом уж пошло. Формулировочки долой, и все как есть начистоту…

— Ругали? — спросила Мария Макаровна.

— Нет, не очень. Больше хвалили. Поговорили о рассказах, ну а затем, конечно, над чем работаете и так далее, какова дальнейшая судьба героев вашей книги, все им расскажи… А чего это ты три прибора ставишь?

— А у нас тут Федя замок починяет.

— Ну, знаешь, Маша, — начал Цыганков, остановясь посреди комнаты, но тут в двери показался Федя. Он был без пиджака и держал в руке инструмент — отвертку, напильник, сверло и еще что-то.

— Привет, — сказал Цыганков. — Заставила все-таки, беда с этими женщинами.

— Что вы, я с удовольствием, — улыбнулся Федя.

— А-а, какое там удовольствие… — сказал Цыганков. — Кладите инструмент, мойте руки, обедать будем.

— Нет, спасибо.

— Ладно, ладно, идемте, — проговорил Цыганков, беря Федю за талию.

В ванной Федя сказал, тщательно намыливая руки:

— Тут мне Мария Макаровна говорила, в колонке с кранами у вас непорядок, так я другим разом зайду, при себе ключа подходящего нет.

«Вот чепуха какая…» — подумал Цыганков, держа полотенце.

— Да нет, что вы, — сказал он, — не надо, мы вызовем из домоуправления.

— Какая разница, — сказал Федя. — Мне ведь не трудно нисколько… — Он вытер руки, вышел из ванной и снял с вешалки пиджак.

— Ну, давайте к столу, — сказал Цыганков.

— Спасибо, я не голодный, — сказал Федя.

— Вот еще новости. Идемте без разговоров.

— Не пойду, Дмитрий Иваныч, тороплюсь я очень.

— Машук! — позвал Цыганков.

— Куда вы? — всплеснула руками Мария Макаровна, сделав огорченное лицо.

— Тороплюсь я, Мария Макаровна, — сказал Федя. — Свиданьице у меня.

— Ну, это причина уважительная, — улыбнулась она. — А может, успеете все-таки?

— Опаздываю, — сказал Федя. — Девушка у меня строгая. Так я насчет колонки другим разом, ладно?..

За обедом Цыганков молчал. Он съел суп и сидел, катая пальцем хлебные шарики и ожидая второе.

— Ты чего это скис? — спросила Мария Макаровна, ставя перед ним тарелку.

— Ну как ты не понимаешь, Маша? — Цыганков поправил очки. — Мне это очень неприятно и, если хочешь знать, даже тягостно.

— Что именно? — удивленно спросила Мария Макаровна.

— Да все это — замки, колонки и прочее.

— Ты ненормален, — сказала она. — В чем дело?

— Ты, Маша, вероятно, не в состоянии понять, — сказал Цыганков, стараясь не глядеть на жену. Он вдруг поймал себя на том, что ему неприятен ее вид. — Мне это мешает! — продолжал он, стремясь унять накипающее раздражение. — Мне работать надо!

— Но при чем тут твоя работа, Митя? — Выпуклые глаза Марии Макаровны налились слезами. Цыганкову стало жаль ее, но раздражался он все больше и больше.

— Так или иначе, я решительно попрошу это прекратить! — сказал он, с шумом отодвинул тарелку и ушел в кабинет.

Мария Макаровна, в общем, так и не уразумела, какое отношение имеют к Митиной работе замки, колонки и прочее, и чем плохо, если этот славный паренек из уважения к Дмитрию Иванычу сделает что нужно.