— Раньше хотела. Я думала, что свою боль можно компенсировать чужой. Но я выросла и поняла, что за это не убивают.
«Убивают за то, что ты со мной делаешь своей проклятой камерой в этом чертовом доме на краю света».
Кай продолжал улыбаться с непонятным азартом. Вдруг я поймала его задор, он появился и в моем голосе.
— Чего еще ты не знаешь? Рассказать тебе о чем-нибудь постыдном? Как я, например, описалась во время драки? Или как специально упала в кучу цветочных удобрений, только чтобы рассмешить моих потенциальных друзей? И знаешь еще что? Я соврала тебе про мою первую любовь. Я перевелась в другую школу, потому что он прознал о моих чувствах и растрепал всей школе. И смеялся надо мной, вдруг утеряв свой баланс. И после этого еще каждый считал своим долгом подойти ко мне и прокомментировать. Давай уж сразу все напоследок, как тебе это, Кай? Ты, оказывается, неравнодушен к подростковым драмам.
Его глаза полыхали алчным огнем. Как зачарованный, он смотрел в объектив и делал снимок за снимком. Я плакала и курила без остановки. Больше не о чем было вспоминать. Кажется, я наконец-то выскребла себя для него без остатка.
Слушая себя сейчас под его подначивание, я вдруг осознала, что глубина моей боли, возможно, несоизмерима с человеческой жизнью, которая явно длится больше восемнадцати лет. Драки, удобрения, бассейн… Дурацкое окружение. Тупой болтливый мальчик… И из-за этого я жила, как пугливая амеба? Говорю ли это я или ребенок, которым я осталась из-за первых шишек и тумаков? Хотелось одновременно смеяться и плакать навзрыд.
В этом доме, где нет ничего, кроме тебя самой, начинаешь против воли открывать истинное значение вещей. А может, прошлые обиды померкли по сравнению с тем, что происходило сейчас. Клин клином вышибают. Не врет пословица.
— Вот и конец сказки. Это была история о девушке, которая не может найти своего места. Ты этого хотел? Ты наблюдал мою жизнь сквозь объектив… и я не знаю, какой ты ее увидел. Но, пожалуй, я отдала тебе все. Ты прав. Теперь, думаю, мне пора идти.
Некоторое время мы продолжали недвижно сидеть друг против друга. Кай снимал меня или по инерции нажимал на кнопку. Нужен ли ему вообще кто-то кроме его камеры?
Я сосредоточенно давила сигарету прямо на крышке стола.
Вдруг он встал и приподнял мой подбородок. Глаза полыхали голубым огнем.
— Только один небольшой штрих… Обещаю быть осторожнее.
Я не поняла, к чему он это сказал. А когда поняла, из моего носа уже текла кровь.
Он ударил меня. Резко, наотмашь. В голове взорвалась тупая боль.
Я пораженно уставилась на него с окровавленным носом и зажатой в пальцах сигаретой, о которой уже давно забыла.
Это он и заснял.
Камера прожужжала в последний раз. Я надеялась, что теперь это действительно самый последний щелчок.
С этой болью что-то во мне разлетелось на осколки и умерло.
Краем глаза сквозь мутную пелену я заметила, как он вышел, затем вернулся и присел на корточки напротив меня. Через мгновение моего носа коснулся холодный ватный тампон.
— Придерживай… — словно издалека донесся его голос.
Кай протер мое лицо влажным платком. Затем испачканная пеплом ладонь оказалась в его руках, и я снова услышала его голос, но теперь он звучал иначе. Недавняя глумливость исчезла без следа.
— Марина, посмотри на меня. Пожалуйста.
Медленно я переставила колени, оказываясь боком к столу, и опустила на него осоловевший взгляд. Что-то изменилось за считанные секунды. Больше не было жестокости, он мягко улыбался с несвойственной для него лаской и ничего не говорил. Я тоже молчала. Мне уже просто нечего было добавить.
Но он хотя бы мог объясниться.
— Все. Слышишь? Теперь все действительно закончилось. Фотоаппарата больше нет, он выполнил свою функцию.
— Какую? — невнятно выдавила я.
— Он избавил тебя от лишнего. Теперь ты и в самом деле свободна. — Кай слегка сжал мои ладони. — Прости, что вышло так больно. Но… мне надо было забрать это. И за удар по лицу прости. Но
Я молчала. Что же он сделал?
Что он забрал?
Все, что ныло внутри меня от боли и несправедливости, вдруг замолкло. Или это просто замолкла проклятая камера? Я слышала тишину. Ее можно слышать… Это не отсутствие звуков. Это просто другие частоты, новое измерение.
Вдруг я поняла, что больше не ассоциирую себя со всем, что меня угнетало раньше. Это был момент мгновенной и неосознанной трансформации.
Кай встал и, взяв мое лицо в свои руки, произнес:
— Теперь ты действительно другая. И все будет иначе. Ты смогла, и я тоже. Ты была не одна. Мы делали это вместе. Все удалось как надо!
Я впервые видела, как его глаза сияли.
Все… удалось?
Удалось?
— Пошли, — прошептал он и потянул меня куда-то. — Тебе надо на воздух.
Я поднялась, продолжая ощущать парадоксальную легкость. Как будто злосчастные камни, давным-давно застрявшие в механизме, наконец-то извлекли наружу и все шестерни бешено завертелись, наверстывая упущенное…