— Не совсем. На престиж. Я тогда был ей не пара. Начинающий фотограф, студент без гроша в кармане. Занимался черт знает чем, чтобы оплатить учебу и свою прежнюю халупу. Перебивался идиотской работой вроде зазывалы в костюме кружки пива, продавал мобильные телефоны, вибраторы, работал официантом и рисовал картинки для конфетных фантиков, — почти на одном дыхании выдал он. — Странно вообще, что она решила сблизиться со мной.
— Как вас угораздило познакомиться?
Кай откинулся назад, его взгляд заблуждал по потолку. Он опять уходил в прошлое, которого я не могла видеть. Но когда он о нем говорил, я, словно слепец, познавала его мир на ощупь.
— Она пришла в бар, где я тогда подрабатывал. Напилась в полнейшее дерьмо, устроила дебош. Полицию вызывать не стали, я сам привел ее в чувство в туалете. Не знаю почему. Не хотелось, чтобы у нее были проблемы. Я дал ей проблеваться, потом засунул голову под кран с холодной водой и держал, пока она вопила и материла меня. Затем сделал ей кофе в пустом баре. В благодарность она сказала мне, что у меня красивые и страшные глаза.
«Да все тебе, похоже, это говорят», — подумала я, но перебивать его не стала.
— А потом она меня поцеловала. Так на меня свалилась пьяная богемная журналистка. И мы переспали. Это абсолютно банальная история. Мы с тобой, безусловно, интереснее сблизились, — иронично закончил он.
Сейчас его голос действительно звучал буднично, но до конца я ему не верила. О том, что эта женщина причинила ему сильную боль, говорило скорее не то, что он рассказывал о ней, а то, что не делал этого раньше.
— Ну… а ее уход? Ты считаешь, что это было справедливо по отношению к тебе?
Кай улыбнулся одними глазами.
— Справедливости требуют, когда чего-то ждут. Я вообще ничего от нее не ждал. И ни в чем ее не виню. Люди уходят, это их право. Все наши встречи — просто случайные беседы в зале ожидания, прежде чем улетят наши самолеты.
— Кай, да ты просто чертовски одинокий человек, — заметила я, осознав, что это не напускной цинизм. — Ты вырос с убеждением, что есть только ты один, и живешь с мыслью, что никто из встреченных тобою людей не задержится в твоей жизни. Это и есть твой защитный механизм?
— Нет, доктор, это я сам. Я не привязываюсь, Марина. Можно помнить все самое лучшее обо всех пассиях или проклинать их, вытаскивая на свет дерьмо, но я не хочу ничего вернуть. Никого вернуть. Если это стало прошедшим временем, значит, было не жизнеспособно.
Я отстраненно кивнула с застывшей улыбкой, превратившейся в маску.
— Но меня ты попытался заманить назад. Что так?
Кай подался вперед, насколько позволяли связанные руки. Опять я увидела его странную льдистую радужку вблизи.
— Мой ответ опять тебя удивит… как тогда, когда я сказал, что не знаю, почему тебя похитил, но… мне тоже интересно — зачем. Наверное, потому что ни с кем из своих бывших я не делал чего-то вроде нашего…
— …совместного проекта, — закончила за него я.
— Верно.
— Ну а Лара? Что она была за человек? Какие женщины нравятся такому странному парню, как ты?
— Уверенные в себе, — легко ответил он и снова откинулся назад. — Но она была первым настоящим другом. От ее стиля несло минимализмом и деньгами. Пользовалась вычурной, малоизвестной нишевой парфюмерией. Страдала хроническим снобизмом, но ей это в определенном извращенном смысле даже шло. Была вегетарианкой из эстетических соображений. Плевать она хотела на животных, просто не любила цвета мяса. Страшно равнодушный человек, но во всем ценила красоту. При этом говорить с ней можно было о чем угодно. У нее были широкие взгляды.
— Сколько вообще продлилось эта ваша дружба?
— Три года. Она ушла буквально за полгода до встречи с тобой. И это здорово проехалось по моему творчеству. Моя предпоследняя выставка, если честно, была жутким отстоем. Хотя людям нравилось…
— Она была очень печальной, — вспомнила я.
— Да, все так говорят. Я думаю, это было последнее, что я снял близко к старым работам. То есть опять Амстердам, природа, люди… несколько безличное творчество. Я не хотел после той выставки фотографировать вообще. Без Лары, мне казалось, в этом не было больше смысла. Но тут появилась ты, и я открыл новые возможности своего творчества.
Это прозвучало чудовищно рационально. Кай, да ты просто гнусный сраный инструменталист. Все люди вокруг — твои орудия. Но опять я не сказала этого вслух. Зачем мне доносить до него то, что он и сам понимает, более того — чего не стыдится?
— Значит, она была твоим… другом.
— Да. А еще помогла мне с организацией первой выставки, включив свои «педали». Но дальнейший успех был моим собственным, заслуженным достижением.
— Ого. Полезное вышло знакомство. По мужской гордости это не проехалось?