Сквозь снег и пепел

Они с Ларисой курили…это единственное место в доме, где можно курить…и о чем-то неспешно разговаривали. Оба посмотрели на меня своими одинаковыми синими глазами и переглянулись. Вряд ли мне удалось замаскировать достаточно убедительно красноту на лице, но вряд ли они понимают всю истинность ее происхождения. До такого вряд ли можно додуматься. Конечно, все думали, что мы не просто спим, а трахаемся… И от этого мне было сейчас не неловко, а мерзко. То, что произошло на втором этаже дома всего несколько минут назад… От этого я чувствую, как проваливаюсь куда-то еще ниже, чем там, где я, итак, нахожусь сейчас. Униженная. Уничтоженная.

— Я не знал, что вы едите завтра…

— Я тоже, — еле слышный шёпот в ответ.

Он достает из ящика стола папку и протягивает через столешницу, Лариса берет из его рук и передает мне. Она точно заподозрила, что что-то еще произошло.

— Пойдем, мне нужно кое-что тебе отдать, я хотела позже, но… Пойдем.

Хорошо, что она не задает вопросов и не отпускает своих замечаний… Мы заходим в ее комнату, и она роется в сумке.

— Держи, — она протягивает деньги. — Здесь немного, все что есть из налички. Даня слетел с катушек, и я хочу быть уверена, что ты не окажешься в безвыходном положении. И еще…

Она лезет снова в сумку.

— Если тебе понадобится помощь, вот мой номер, — она строчит цифры на листке записной книжки. — А этот номер на самый экстренный случай. Будешь звонить или оставлять сообщение, укажи, что ты от Ларисы и обязательно еще одно слово, это вроде пароля… — и она снова что-то неотрывно пишет на листке. — Убери, чтоб Даня не нашел.

Она отрывает листок и сложив вкладывает в мои холодные пальцы.

— Так мне будет спокойнее. Может там все устаканится, и вы к чему-то придете. Этот дом проклят, ей богу. Особенно для него.

Она вздыхает и смотрит с сочувствием пока я киваю, бормочу что-то в благодарность и аккуратно иду к двери. Каждый шаг отдается болью. И я с покорностью возвращаюсь в клетку к тигру. Немного надеясь, что не доживу до утра.

Глава 40

Данил

«Завтра возвращаюсь. Буду у тебя. Брей ноги и не надевай трусы.»

Отправляю сообщение Дарине. Жду Сашу и не представляю куда она ушла и зачем. Меня передергивает, когда я вижу почти оттертую кровь на покрывале. Срываю его и швыряю на пол.

Перед глазами картина как она почти голая пытается спрятать следы своей боли и, в это время, я вижу, как из нее вытекает моя сперма. Я ее растоптал. Нарушил все свои обещания, что не обижу… Зато теперь она кроткая и послушная. Но из головы не выходят едкие слова Ларисы. И я хочу еще как-нибудь утвердить свое право обладания. Убираю ее одеяло. Не понимаю зачем.

Раздеваюсь, ложусь в боксерах поверх одеяла и жду. В это время Дарина шлет всякую фигню. Я отвечаю на автомате. Меня все еще переполняет злость. И я уже не знаю, зачем ей писал. Почему я так чертовски зол. И за что я срываюсь на Саше.

И вот она возвращается. Приносит какую-то папку и вещи из ванной. Двигается она медленно и аккуратно. Периодически хватается за низ живота. В расплавленном мозгу появляется беспокойство. Была кровь. И ей больно. Может я навредил ей и нужна медицинская помощь?

Она стирает косметику и даже в темноте я вижу насколько она бледная. Беспокойство уже выравнивает счет со злостью. Она переодевается, и я вижу множество чернеющих прямо на глазах синяков. На трусиках видна еще кровь… На бедрах следы от рвавшейся ткани, местами повредившей кожу. Джинсы меняются на спортивные штаны. Она снимает под водолазкой лифчик и вздрагивает. Наверное на груди тоже чернеют синяки, ведь и она попала под раздачу… Запястья почти фиолетовые. Нижняя губа сильно распухла и на ранках от зубов зареклась кровь.

Смотрю на нее и понимаю, что я очень сильно перегнул палку. Опять. Только вопрос когда это вышло хуже… И есть подозрение, что все таки сейчас. Хочу спросить не надо ли ей к врачу, но язык не поворачивается сказать хоть слово. Я все больше мрачнею. Она такая тихая. Будто все эмоции исчезли из ее пострадавшего тела. Кажется, что и жизнь еле в нем держится.

Она прячет под одеждой все следы моего насилия. Ей стыдно? Правильно, нечего было вешаться на меня, как шлюха. Но я уже сам не верю своим мыслям. За что я наказал ее? За то, что она была счастлива впервые за долгие месяцы и просто меня поцеловала? Хотя сам я постоянно к ней лез, а она не могла от меня сбежать. Я ведь сам знал, что всецело подчинил ее.

Потихоньку моя злость с нее переходит на меня самого. Она судорожно вздыхает когда присаживается край кровати. Я морщусь закрыв глаза. Вот я урод! В это время Дарина шлет фотки своих сисек. И подробный рассказ как хочет, чтоб я их трахнул. Мне становится так мерзко от себя. Что со мной?

Она меня боится. Ложится на самый край и лишь символически использует одеяло. Грейс, как всегда, легла рядом и поскуливая лизнула несколько раз ее руку, чувствуя, что ее любимый человек расстроен.