Тогда она поднесла микрофон совсем близко к лицу и заговорила, судя по едва заметному движению губ, очень тихо, словно боялась, что, несмотря на то, что связь у диспетчеров была автономной, их с Хансом могут подслушать. И он тоже, после первых же ее слов, сбавил громкость переводчика до минимума. Это был их первый разговор «шепотом».
– Ханс, я много изучала вашу культуру, – говорила Вьенна, – и очень удивилась, когда узнала, что у землян тоже существует такое понятие, как любовь. Оно совершенно не сочеталось со всеми остальными вашими особенностями. Не потому, что вы хуже, разумеется! Просто… Я даже не знаю, как это объяснить, чтобы ты понял и чтобы эта глупая техника правильно меня перевела… В общем, сначала мне показалось странным, что вы тоже умеете любить, но потом я получше во всем разобралась и поняла, что вы любите не так, как мы… По-другому…
– Как по-другому? – зашептал в микрофон Ханс. – Объясни хоть что-нибудь, я действительно не понимаю!
Ему показалось, что Вьенна глубоко вздохнула, хотя в той густой, с невероятной силой напирающей на все вокруг атмосфере, в которой она жила, это было просто физически невозможно.
– Понимаешь, Ханс… Если землянин или землянка в кого-нибудь влюбляются, они непременно хотят все время быть рядом с этим человеком. Если они из-за чего-нибудь расстаются, для них это очень тяжело, и они стремятся вернуться друг к другу как можно скорее. А если вдруг, по каким-то причинам, влюбленные не могут быть вместе, это вообще страшная трагедия.
– А у вас разве не так? – замороченно пробормотал Ханс. – Вы что, не хотите быть рядом с любимыми?
– Хотим, но для нас это не самое главное, – тщательно подбирая слова, отозвалась спикианка. – Гораздо важнее, чтобы твой любимый был счастлив. Если ему хорошо с тобой – это прекрасно. Но если для него будет лучше жить отдельно от тебя с кем-нибудь другим, ты не имеешь права настаивать. Ты понимаешь, о чем я сейчас говорю?
– Не совсем, – признался Ханс. – Разве можно знать наверняка, с кем твоей девушке будет лучше? Ну, или твоему парню, если мы о женщине говорим.
– Наверняка знать, конечно, нельзя, – согласилась с ним Вьенна. – Но в том-то все и дело, что вы, земляне, изначально уверены в том, что лучше всех вашим любимым будет именно с вами и ни с кем другим. У вас и мужчины, и женщины идут на самые разные уловки, чтобы привязать к себе любимого человека. И могут даже убить себя, если им это не удается.
– Ну, это крайности, – попытался Ханс защитить влюбленных соотечественников. – Всякое, конечно, бывает…
– Ну а у нас такого не бывает никогда. Если твой любимый счастлив не с тобой, а с кем-то другим, если ему хорошо где-то в другом месте, за него надо радоваться.
– Но ведь тебе-то без него будет плохо!
– Мне будет хорошо от мыслей, что он счастлив. Почему я должна думать о себе больше, чем о том, кого люблю? Для нас любовь – это когда в первую очередь думаешь о любимом, а потом уже о себе.
– Так ведь для нас тоже!
– Вы это говорите на словах, но поступаете прямо противоположным образом.
– Да вовсе нет!
– Ну как же, Ханс? Вот ты сам – прекрасно знаешь, что мы с тобой никогда не сможем потанцевать вдвоем, разве что в скафандрах. Но тебе, как я догадываюсь, очень бы этого хотелось. И ты злишься на меня за то, что я танцую с другими.
– Я не злюсь, мне просто…
– Тебе просто это неприятно, я понимаю. Но у меня все не так. Я бы тоже хотела побывать на вашей землянской вечеринке, но я не переживаю из-за того, что это невозможно. И, поверь мне, я очень рада, когда ты уходишь на встречу с землянами, и с женщинами в том числе. И когда улетаешь в отпуск, тоже. Потому что там тебе весело и интересно.
– Неужели ты совсем ни к кому меня не ревнуешь? – выпалил Ханс в микрофон и вдруг ошеломленно замолчал. До него стало медленно доходить, что только что сказала его напарница и что он сам у нее спросил. – Так ты что же… – заговорил он, вставая из-за стола и подходя к прозрачной стене. – Ты что, тоже меня любишь?
– Отвечаю на все вопросы по порядку, – подмигнула ему Вьенна, тоже вставая и приближаясь в разделяющей их преграде. – Не ревную. Люблю.