Сквозь стекло

– Жалеешь, что отказался? – Вьенну эта новость, похоже, ничуть не удивила.

– Наоборот, радуюсь! Если бы я отсюда улетел, ты была бы сейчас одна. Вернее, с каким-нибудь другим идиотом-напарником… Нет, ты даже не представляешь, как я рад, что остался работать с тобой!

– Представляю. Я тоже могла уйти с этой работы и вернуться домой. Я недавно получила большое наследство от дальнего родственника.

– И осталась здесь? А мне почему ничего не сказала? И почему не улетела к себе?

– Так ведь и ты мне ничего не говорил. И от должности тоже отказался.

– Ну, со мной-то все ясно, я землянин-собственник, который не может расстаться с любимой женщиной. А ты-то? Тебе же все равно, где я нахожусь, лишь бы я был счастлив, разве нет?

– Это верно. Но когда ты у меня на виду, я больше уверена в том, что у тебя все в порядке. А представь, сидела бы я сейчас дома и смотрела новости про захват станции. И не знала бы, что случилось с тобой, жив ты или нет…

Спикианцы не плачут – это одна из особенностей их организма. Ханс об этом знал, и поэтому, когда на его глазах выступили слезы, не стал этого стыдиться: «Будем считать, что я сейчас плачу за нее, а не за себя!»

Через сутки напарники доели все случайно оказавшиеся в их кабинетах лакомства и «чокнулись» через стекло стаканом с последним глотком воды и последним кристалликом льда. Спустя еще несколько часов Ханс почувствовал, что в кабинете стало трудно дышать, и, заглянув к Вьенне, увидел, что она снова озабоченно копается в большом механизме, стоящем у двери – Ханс не сразу вспомнил, что этот агрегат предназначен для поставки в их кабинеты кислорода и других нужных для дыхания газов.

– У тебя что, проблемы с воздухом? – крикнул он в микрофон.

Спикианка обернулась:

– Пока еще нет, но могут начаться. А у тебя?

– Нет-нет, у меня пока все в порядке. Ты скажи, что у тебя происходит? Только честно!

– А я тебе честно и говорю. У меня дыхательной смеси хватит на семь… то есть, по-вашему, примерно на двенадцать часов. Но я, кажется, смогу еще сильнее растянуть этот запас… Надо только уменьшить в смеси количество кислорода.

– Постой, а это не вредно?

– Не вреднее, чем то, что с нами сейчас происходит. Это вам для дыхания нужен только один газ, а мы дышим сразу несколькими. И не везде их соотношение бывает одинаковым.

– Ты мне по-человечески… Тьфу, по-простому объясни, что с тобой от этого будет?

– Да ничего со мной не случится, просто дышать будет чуть менее приятно. Зато я смогу это делать почти в два раза дольше.

Ханс облегченно вздохнул и закашлялся – самому ему воздуха явно не хватало.

– Тогда ладно, – прохрипел он. – И вот что. Когда закончишь, давай опять сядем и постараемся вообще не двигаться.

– Естественно, я именно это и хотела тебе посоветовать.

И они опять долго, бесконечно долго сидели спиной к спине, вплотную друг к другу, если, конечно, не считать прочнейшей прозрачной стены между ними. Но ее можно было не считать, тем более, что в царившем в диспетчерских кабинетах полумраке она вообще казалась невидимой. И бывали моменты, когда Ханс был полностью уверен: никакой стены между ними не существует.

Он не знал, сколько еще прошло времени, но не сомневался, что очень много. По его подсчетам, кислород в помещении давно должен был закончиться. Но он там был, хотя и в таком мизерном количестве, что его приходилось словно бы «высасывать» из воздуха. Ханс прижал ладони к раскалывающейся от боли голове и осторожно обернулся. Мелькающие перед глазами точки не сразу дали ему увидеть, что Вьенна уже не сидит возле стены, а лежит рядом с ней на боку в совершенно неудобной ни для человека, ни для спикианца позе. Некоторое время он тупо смотрел на нее, пытаясь понять, дышит его любимая или нет, а потом бросился судорожно нашаривать брошенный на пол микрофон.

– Вьенна! – позвал он негромко и едва не потерял сознание от сжавшей его грудь боли. – Вьенна, ответь мне! Пожалуйста!

Спикианка продолжала лежать, не подавая никаких признаков жизни. Далеко впереди, у противоположной стены ее кабинета мигал лампочками агрегат, нагнетающий в кабинеты диспетчеров воздух. Агрегат, в котором Вьенна что-то подкручивала. Сокращала процент кислорода в той густой газовой смеси, которая была ей нужна для дыхания. А почему именно кислорода, Ханс, круглый идиот, даже не подумал у нее спросить! И сам не догадался! Вернее, догадался, да только слишком поздно!

– Вьенна!!! – заорал он, перекрикивая стоящий в ушах гул и безжалостно молотя по стене кулаками. – Вьенна, не смей умирать! Я тебя люблю, слышишь?!

Он резко вскочил на ноги, продолжая биться в невидимую стену, но уже в следующее мгновение почувствовал, что падает в какую-то мягкую черную пустоту.

– Я люблю… – прохрипел он уже почти про себя, всеми силами пытаясь удержаться в сознании и одновременно понимая, что сделать этого не сможет.