«Не доверяет старику», — мелькнула мысль у Митьки. Сабадырев понимал, что такая госпожа случайность может подстеречь и его помощника, который, как истукан, ни на что не реагируя, сидел, точно вахтер, на стуле у самой двери. «Ну и гад этот Апанаев, ведь если он не доверяет хозяину дома, а тем не менее меня послал сюда, значит, я был использован им как своеобразная приманка, наживка: клюнет чека или нет, — догадался Митька. — А отсюда вывод: если меня арестуют в этом доме, то его хозяин продался Совдепии. Видимо, этот старик у него на подозрении». Но кто они, эти люди? Сторонники Забулачной республики? (О том, что буржуазные татарские националисты создали после революции республику, граница которой проходила по речке Булак, разделяющей Казань на две части, рассказал ему глава местных казанских анархистов Тарасенко.) А может, эти люди сидят в лодке савинковской организации и гребут в сторону буржуазного государства? Или просто крупные дельцы-контрабандисты, создавшие хорошо законспирированную организацию?
Пока Митька гадал, к какому политическому берегу его прибило, что это за люди, Апанаев тем временем холодно вещал:
— Сейчас какой год-то идет, восемнадцатый? — И, не делая паузы, продолжал: — Восемнадцатый. Так вот, сегодня на базаре говорили, что ЧК срочно выполняет заявку местного антропологического музея о передаче ей восемнадцати свеженьких скелетов мужчин из числа недобитых буржуев-мироедов, купцов-спекулянтов, врагов трудового народа и прочей контры, пьющей почем зря, как вампиры, рабоче-крестьянскую кровь. Так вот, дорогой Амир-бабай, я не хочу оказаться в качестве экспоната в музее. Такую замечательную честь — быть увековеченным — я уступаю кому-нибудь другому.
«А этот Апанаев из молодых, да ранний, — заключил про себя Митька. — Ушлый малый. А внешне не подумаешь. Экспромтом сочинил байку о скелетах и глазом не моргнул».
Потом Апанаев по-хозяйски расположился в самой большой комнате и, пригласив к себе Сабадырева, повел неторопливый разговор о всякой всячине, словно раздумывал: раскрывать свои сокровенные планы перед ним или нет. Незаметно речь зашла о положении в Поволжье, о ситуациях, которые могли бы способствовать проникновению в подвалы Казанского банка. Оба пришли к одному выводу: открытый налет на банк бесперспективный, авантюрный шаг. И тут Апанаев наконец открылся:
— Меня не интересует политическая борьба как таковая. Я ее просто учитываю, как статист: какой вред или прибыток она мне принесет. Но не более. Моя главная задача — вернуть, вернее, за счет Совдепа компенсировать то, что у нас отобрали. Но поскольку сам ты понимаешь, это противоречит законам новых властей, то я выходит, такая же контра, как и монархист или савинковец. И, естественно, мне уготована не глиняная, а свинцовая пуля. Вот и приходится соблюдать правила конспирации так, как будто речь идет о тайной военно-политической организации, находящейся в глубоком подполье.
Таким образом, цели Апанаева и Сабадырева совпали. Обрадованный этим, Митька спросил Апанаева:
— Ты не зондировал, майора Благотича можно привлечь к этому мероприятию?
— Насколько мне известно, сей майор играет в сложные игры. Тут один человек мне шепнул на днях, что Благотич связан, разумеется тайно, с сербской королевской военной миссией, которая находится сейчас в Архангельске, и выполняет, надо полагать, ее волю. А эта воля, видится мне, идет сильно вразрез с линией Совдепа. Да еще поговаривают, что он, как истинный ловчила или джентльмен, заключил на паритетных началах договор с французским посольством на поставку шпионских сведений в обмен на твердую валюту. Короче, он, вероятно, выжидает удобного момента.
Дальнейшие события показали: 6 августа 1918 года, когда десант противника высадился с пароходов и барж близ Казани, в самый критический момент завязавшегося боя чашу весов в пользу белочехов склонил майор Благотич, неожиданно ударив своим батальоном во фланг красных бойцов и латышских стрелков. Благодаря этому полковник Каппель без особого труда проник через Суконную слободу и Рыбнорядскую площадь в центр города.
Но это будет потом, а пока что Митька с Апанаевым обговаривали свои проблемы.
— А нельзя ли использовать сведения о тайной связи Благотича с этими конторами? Иначе говоря, нельзя ли этого расфранченного гусака взять за шею? — Сабадырев подался всем телом вперед и застыл в напряжении. — Не пробовал этот рычаг?
Апанаев отрицательно покачал головой и, как бы нехотя, вопросительно произнес:
— Шантаж?
— А что, — Сабадырев резко выпрямился, — средство посильнее, чем лекарство от головной боли. Многие, кого шантажируют, тотчас вылечиваются от хандры и меланхолии и начинают бегать резво, как страусы.