Сквозь страх

В темноте, когда в промоины темных облаков с подпалинами по краям устремлялся лунный свет, этот замок, казалось, охотно обнажал свой белокаменный второй этаж, а первый, темный этаж, сложенный из красного кирпича, наоборот, — неохотно, с трудом отделяя его от липких, как грязь, густых сумерек. И все равно первый этаж особняка не принимал четких очертаний. А когда луна пряталась за непроницаемые облака и первый этаж плотно окутывался сумерками, начинало казаться, что белокаменная часть этого дома парила в темноте. И от особняка веяло таинственностью, грустной седой стариной.

Наискосок через дорогу виднелся внушительный двухэтажный белый дом. Его фасад выделялся большим угловым эркером, завершенным четырехгранным шатром. Этот шатер напоминал в темноте маленькую тюбетейку, напяленную на огромную бритую голову. От этой головы на Сабадырева повеяло страхом. «А коль эта голова раскроет рот да вонзит красноармейские зубы-штыки? Тогда как?» Он посмотрел на часы: одиннадцать давно уж миновало. Почему ж не идет этот слесарь-водопроводчик? А может, этот Апанаев чего-то темнит?

Вдруг Митьке пришла в голову неожиданная мысль: «Что, если этого Анвара отправить вслед за его отцом, в царство небесное? А золотое ведерко забрать себе. Два пуда спрятать на черный день, а пуд доставить батьке Махно. Он будет доволен. А мне не надо будет больше рисковать головой в этом невезучем для меня городе».

Близость желанной цели взволновала анархиста, и его рука сама сжала рукоятку нагана. Он жадно облизал губы. Но тут же эта пьяняще-заманчивая мысль бесследно исчезла: за своей спиной Митька услышал приглушенное покашливание Вагиза; тот постоянно держал руки в карманах, сжимая рукоятки двух пистолетов. Дураку понятно: телохранитель откроет стрельбу, и трудно будет уцелеть. К тому же Сабадырев заметил еще какого-то типа, толкавшегося на углу соседнего дома.

— Не агент чека? — шепотом спросил Митька, махнув рукой в сторону подозрительного субъекта.

Апанаев спокойно покачал головой:

— Свои, Митенька, свои.

Митька вытер вмиг вспотевший лоб и тяжело вздохнул: чуть сам себе голову не снес. Да, этот Апанаев-младший не чета его отцу, Бадретдину Апанаеву, который так глупо сложил голову. Не зря этот молодой субчик мотался по заграницам, видать, во многом поднаторел там. «Придется мне отложить импровизации в сторону и пока что не дергаться». В эту минуту Сабадырева осенила догадка: если купец Бадретдин Апанаев доверил своему сыну все семейные драгоценности, то он уж обязательно ознакомил Анвара и с таинственной схемой нахождения казанских сокровищ! И Апанаев конечно же займется их поиском, если уже не начал. Именно для этого дела ему и нужны грамотные люди, о чем он говорил в ресторане. Значит, следующим делом, к которому привлечет его Апанаев, будет именно поиск этих сокровищ. И сегодняшний поход в подвал его дома — это прелюдия к большому делу. Несомненно, это и своеобразная проверка его, Митьки.

Апанаев нарочно сказал Митьке, что в казарму они должны пойти в одиннадцать часов. Он торопил его, чтобы этот хваткий анархист не очень-то торговался с ним. Да и вообще он мало ему доверял. И, естественно, самые важные детали задуманного дела Анвар не сообщил, в том числе и конкретное место, где было спрятано золото. Все это золото Апанаев-младший видел однажды, когда его отец неожиданно изъял все свои вклады из местного Русско-Азиатского банка и привез их на тарантасе в сопровождении вооруженных ружьями родственников. Тогда, в июне девятьсот четырнадцатого года, Анвару и в голову не приходило, почему отец неожиданно отказался от банковских услуг, а вместе с ними и от больших банковских процентов, которых с лихвой хватило бы прокормить с десяток семей. Все полагались на отца, на его ум, чутье. А они никогда не подводили. Ведь Бадретдин Апанаев еще преумножил свое состояние. Купил и этот дом у богача Юнусова. А тот был настолько знатен и щедро жертвовал деньгами на общественные нужды, что городская дума назвала в его честь прилегающий к его дому участок Юнусовской площадью. Его, Анвара, предки тоже не жмотничали, тоже жертвовали.