— Я здесь не абстрактным просветительством занимаюсь, друзья мои, а делом. Предостерегаю вас от неверной оценки сил Совдепа, а следовательно, от опрометчивых, недальновидных поступков. Чтобы вы не строили сейчас маниловских мостов.
Апанаев резко встал с дивана и, подойдя к столу, выпил чашку молока.
— Прошу вас, друзья мои, не считать сказанное мной за назидание. Я далек от этого: ибо чем дурнее человек, тем он заносчивее и вроде как больше всех знает. А посему всегда вещает истину в последней инстанции и всех поучает. Чем человек умнее, тем он проще с людьми и ближе находится к матушке-земле, к реальности и меньше ошибается в жизни. Именно эти качества сделали моих предков одними из крупнейших торговых деятелей Казанской губернии и всего Поволжья. Я горжусь, что кое-какие качества моих родителей достались и мне.
Анвар налил еще молока в чашку, но пить не стал.
— Ну вот, я уже и похвалил себя. Это нехорошо. Правда, один администратор на бирже, мой хороший знакомый, часто повторял: «Если сам себя с утра не похвалишь, потом целый день ходишь как оплеванный».
«Порядочного из себя, змей, корчит, а сам в подвал за золотом не полез. Благородно предоставил возможность умирать другим».
— Вот, друзья мои, поговорили об общих проблемах, от них, как от печки, и будем танцевать. Это одно. А другое — кинем-ка взор на частности. — Апанаев снова выпил молока и, вытерев губы белым шелковым платком с красными вышитыми вензелями, продолжил: — А частности такие. Намедни, после нашей вчерашней прогулки в подвал моего дома, надумал я, что нам надо сообща, как говорится, единым фронтом, двинуться в подвал рабоче-крестьянского банка. Где, в каких отсеках и что там лежит, мне, слава аллаху, известно.
В это время в открытую форточку донесся баритон муллы с минарета Соборной мечети, точнее его молитвенный речитатив. Амир-бабай тотчас отошел от окна и сел на диван. К нему подсел Апанаев. Оба сложили лодочкой ладони на уровне груди и зашептали молитву. Потом, когда мулла закончил молитву, оба Митькиных компаньона произнесли: «Аминь» — и провели ладонями по лицу, завершая тем самым короткий молитвенный обряд.
— Утренний намаз, — пояснил Апанаев своему гостю, — дело нужное. Очищает душу и вселяет уверенность. Аллах за это милостив к верующему.
Услышав намерения Апанаева ограбить банк, Митька от радости размягчился, словно попал из жуткого холода в жаркую баню, и еле сообразил, что нужно сказать, когда тот вещал об аллахе.
— Дай бог, ежели так, — выдавил он из себя. — Буду очень рад.
— Банк построили три года назад, в пятнадцатом году, — продолжал Апанаев, будто и не отвлекался на другую тему разговора. — В строительстве участвовал мой приятель, и он мне рассказал, где ахиллесова пята этой серой громадины, опирающейся на свои колонны, точно на костыли. В то время я даже не подозревал, что вознамерюсь чего-то оттуда взять, быть, как модно говорить сейчас, экспроприатором. Но меня ограбили, ободрали как липку большевики и их прихвостни, так называемые сочувствующие. Вот я и должен вернуть отобранное у меня, вернее, у отца.
— Значит, у нас с тобой совпадают цели, — улыбаясь, заметил Митька. — У меня тоже есть кое-какие соображения по этому поводу. — И он передал Анвару плод своего ночного бдения. — Для шефа местных анархистов сочинял.
Апанаев читал не спеша, о чем-то размышлял, потом опять принимался читать. Затем, ни слова не сказав, вернул бумагу сочинителю.
«И не похвалит, змей. — Митька недовольно взглянул на непроницаемое лицо Апанаева. — План-то сделан капитально: все детали, можно сказать, выписаны как на хорошем портрете». Сабадырев, еще будучи студентом, пришел к выводу: жадные на похвалу люди доказывают, что они либо страдают хроническим недугом недоброжелательности, который возбуждается бациллами зависти и злобы, либо что они сами небогаты достоинствами, либо что они проявляют большую осторожность — случайно не навлечь на себя гнев врагов того, кого они похвалят, либо (что бывает редко) они слишком требовательны к себе и к другим людям.
— Здесь упущена важная деталь, — будто в пику Сабадыреву заметил Анвар, — каким образом ты завладеешь хотя бы первым этажом одного из домов, наиболее близко расположенных к банку. Ведь именно из подвала первого этажа надо начинать рыть земельку. Там, на Большой Проломной, да и на Малой Проломной почти все дома двухэтажные. Конечно, там на первых этажах не только коммуналки, но есть и чайные, ашханэ и лавки. Но в любом случае надо решать проблему переселения либо жильцов дома, либо какой-то лавки, ашханэ и так далее. А как это сделать? Эта проблема посложней, чем те, которые решали персонажи из арабских сказок «Тысяча и одна ночь».
Сабадырев, рассчитывая свои варианты подкопа под госбанк, не очень-то задумывался над тем — откуда конкретно начнется лаз в будущий подземный ход. Тем временем Апанаев продолжал давить на это уязвимое место: