Сквозь страх

Сабадыреву нестерпимо хотелось отмахнуться от старика, послать его подальше со своим аллахом, но он сдержался. «Завтра же наведаюсь в бюро, может, вернулся из Москвы Тарасенко. Чего-то он там застрял надолго. И никто из местных анархистов не знает, когда их шеф вернется».

Ночью Митьке не спалось, и он встал, зажег керосиновую лампу со стеклянным пузырем и принялся, уже в который раз, составлять план экспроприации золота. Он пыхтел над ним почти до утра. Описал политическую ситуацию в городе, сделал кое-какие практические выводы, которые сводились в основном к подкопу под госбанк от ближайшего к нему дома.

Утром появился Апанаев со своим телохранителем Вагизом.

— Держи свою долю. — Апанаев положил перед Митькой сверток. — Небось всю ночь не спал. Думал, что обману…

Сабадырев принялся считать николаевские червонцы, при этом лицо его расплылось в самодовольной улыбке. И чтобы скрыть свою радость, спросил Анвара:

— А почему ты так торопился откопать свое богатство? Ведь можно было бы переждать все это.

Весь вид Апанаева говорил: «Ну что, сдержал я свое слово, не обманул. То-то же. А ты сомневался, икру метал». Но вслух он сказал:

— «Все это» не переждешь, миленький Митюша. Этот мир в лице Совдепа пришел надолго, если не навсегда. В этом вопросе мы разошлись во мнениях с моим отцом. И он, полагая, что вернется сюда, когда вся смута, как пена на воде, уляжется, исчезнет, оставил почти все свое состояние здесь, в Казани. Вот мне и приходится исправлять его заблуждения.

— Ты считаешь, что ни политическая, ни военная ситуация не изменится в Казани, в Поволжье? — упавшим голосом спросил Митька купеческого сынка.

— Изменится, может, но, думаю, что ненадолго.

— Почему? — Сабадырев уставился на этого еще молодого оракула немигающим взглядом.

Этот вопрос его волновал особо, потому что с изменением политической и военной ситуации в Казани он связывал возможность проведения крупномасштабной акции по изъятию золота из кладовых банка. Об этом он написал и в своем прожекте, который подготовил для главы местных анархистов. Собственно, это был один из вариантов реализации задания батьки Махно. С отъездом Тарасенко разношерстное по составу бюро казанских анархистов начало дышать на ладан: никто ни за что не отвечал, никто не знал, что делать, и никто не исполнял функций главы анархистов. И все усилия, которые предпринимал Митька в целях реализации поставленной перед ним задачи напоминали сизифов труд.

— Спрашиваешь, почему Совдеп является сильной крепостью, которую вряд ли удастся взять сейчас? Отвечаю. — Апанаев удобно устроился на диване и поджал, как девчонка, под себя ноги. — Вся штука в том, что за нее борется большинство населения.

— Это дураку ясно… — вырвалось у Митьки.

— Погоди, погоди, ты ведь спрашиваешь меня. Вот я и отвечаю.

— Молчу, молчу. Встревать больше не буду, — извиняющимся тоном проговорил Сабадырев.

— Так вот, это не просто большинство населения. Штука заключается в том, что это большинство готово не щадя своего живота сражаться за новую власть. А мы — представители старого мира — готовы зубами грызться только за свое имущество. Но никто из нас не хочет сложить голову за строй, который, в общем-то, нас устраивал. Мы все хотим, чтобы за нас кто-то поработал, чтоб кто-то установил капитализм в России в виде парламентской республики.

— Ну, а почему все-таки так дружно поддерживает население большевистское государство? И почему ты считаешь, что это государство не удастся развалить? — повторил свой вопрос Сабадырев, не удовлетворенный ответом Апанаева.

— Да все до гениальности просто, Митюша. Простому люду надоело умирать на войне, голодать, надоело бесправие. Ведь последние годы царское правительство, а вслед за ним Временное правительство только и несли это народу. Идиотские правительства. Народу это до смерти надоело. Им, естественно, хочется мира, земли и хлеба. Вот они это сейчас и получают. А альтернатива Советской власти им видится в виде войны, голода и такого прочего, то есть возврата к старому. Вот они ее и боятся. Поэтому свалить Совдеп можно только тогда, когда народ разуверится во власти большевиков, разочаруется в политической системе и если ему станет так же тяжело, как и при царизме. А для того чтобы народ потерял всякие надежды на перемены к лучшему — нужно время. Но ведь большевики, надо полагать, не будут сидеть сложа руки и не будут подводить массы к пропасти голода, как прежние правительства. — Апанаев встал, покрутил головой и, сделав несколько физических упражнений, снова сел на диван. — Резюме отсюда такое: если у наших сторонников и будут какие-то успехи, то временные. Это мое убеждение. Потому-то и приехал за своими кровными. Потому-то и рискую…

Пока Апанаев говорил, Митька несколько раз смачно зевнул. А Амир-бабай отошел к окну и уставился на мечеть, нашептывая молитвы. Такое невнимание присутствовавших Анвару очень не понравилось, и он замолчал. Потом недовольно заявил: