Сквозь страх

— Весь город, конечно, не изрыт. Скажем, низины, — там, где вода, как говорится, бьет фонтаном, как только вгонишь заступ в землю, — не позволяли рыть подземные лабиринты.

Таких низин в Казани действительно немало, это Ново-Татарская слобода, Козья слобода, да и Адмиралтейская слобода не могла похвастаться возвышенностью. Следовательно, объективно подземные ходы могут быть в возвышенной части города, начиная от кремля и до Арского поля. Ну, разумеется, сюда же нужно отнести Суконную слободу, архиерейские дачи и все те возвышенные районы, где живут люди не один век. Ведь мода на тайные подземелья, как мода на шляпы и цилиндры (обязательные атрибуты одежды), была доминирующей в прошлые столетия вплоть до девятнадцатого века. И каждый богатый человек не столько из уважения к себе, сколько из-за страха за свои ценности предусматривал при строительстве своих хором разные тайники с искусно замаскированными входами. Такие тайники обычно размещались под землей, потому что двойные стены домов, двойные потолки и полы, как чемоданы с двойным дном, обнаруживаются довольно легко. Конечно, иное дело, когда речь идет о чрезвычайно толстых кирпичных стенах с внушительными, как в крепостях, цоколями. Тогда тайные ходы в стенах обнаружить очень трудно, почти невозможно. Но жилые дома с такими стенами не принято строить уже давно. Да и раньше толстые стены возводились в основном при сооружении замков и монастырей.

— А твой дом, похоже, не в низине стоит, а? — Сабадырев впился взглядом в купеческого сына.

Апанаев криво усмехнулся:

— Хочешь узнать: а нет ли скрытых тайников в моем доме? Отвечу: нет, к сожалению. Иначе б так примитивно, как разбойники, награбившие чужое добро, не зарывали ценности в землю.

— Что так, или твой папаша шибко доверял людям, как умалишенный? Или уж романтиком сделался, потому как судьба все время нежно гладила по шерстке?

— Ни то и ни другое, — сухо ответил Апанаев, — просто он был нормальным человеком, который хранил свои ценности в Русско-Азиатском банке. И тайных подземелий при перестройке дома, ранее принадлежавшего купцу Юнусову, сооружать не захотел. Хотя ему и советовали более осторожные люди. Он слишком верил в незыблемость Российской империи, а после февральской революции — капиталистическому строю. Он считал, что времена Стеньки Разина и Емельяна Пугачева канули навсегда в глубокую реку времени. И таких массовых избиений и грабежей богатых уважаемых людей больше не будет.

— Чего ж ты ему не подсказал, что он сильно заблуждается, — сочувственно проговорил Митька, и это сразу сняло поднимавшееся было раздражение у Апанаева.

— Говорил я ему, говорил, — вздохнул хозяин дома. — Родители, к сожалению, еще меньше воспринимают разумные советы своих взрослых детей, чем дети — советы родителей. — Анвар встрепенулся и посмотрел на часы. — Ну вот, мы незаметно сошли с большака делового разговора на тропинку беседы о семейных делах. Эдак мы до вечера не закончим свой разговор. — Он сел на стул и хлопнул ладонями по коленям. — Итак, должен тебе сказать, что общей схемы подземных ходов я не составлял. Этим делом, насколько мне известно, занимался один чудаковатый бабай, который рассылал свои челобитные по всем инстанциям вплоть до императора Николая и главы Временного правительства Керенского с просьбой выделить в его распоряжение бригаду рабочих для извлечения несметных богатств — казны Булгарского государства или Казанского царства — и, таким образом, решающего пополнения государственной казны России.

— Он что, так и писал «для извлечения» сокровищ, а не «для поиска» ему нужны были рабочие? — спросил Сабадырев. — Неужели этот старик точно знал, где спрятаны сокровища исчезнувших государств?

— Представь себе, именно так и писал: «Для извлечения». Мой отец, к сожалению, поздно узнал о его просьбах и предложениях властям. Иначе б он живо подрядил за свои деньги нужную бригаду рабочих. Отец всегда чуял, куда можно с пользой вложить деньги.

— Неужто конкуренты его опередили?

— Опередили…

— И кто же они?

— Болезнь и смерть — всесокрушающие, всесильные конкуренты всех живых существ земли.

Митька надул, как ребенок, щеки и промолчал, выжидая, что ему еще поведает купеческий сынок.