Сквозь страх

— Ну и что? Будешь молчать?.. — Митька напряженно глядел в глаза хозяину дома.

Апанаев надолго задумался, а потом сказал:

— Я, конечно, не хотел бы оставаться в стороне от политической жизни в это бурное время, но все же не хочу изменять своему решению: уехать за границу, во Францию или Турцию.

— Лучше б уж ты молчал, — разочарованно заметил Сабадырев, который очень хотел склонить Апанаева в лоно анархизма, как склоняют неверующего к религии.

Если бы ему удалось уговорить купеческого сынка, то можно было бы им всем возвращаться в Гуляй-Поле, к Махно. Апанаевского золота хватило бы с лихвой. Сабадырев так этого хотел, что ему и в голову не пришло, насколько наивно было его предложение. Но навязывать свое предложение хозяину дома он боялся. В его положении это было бы неблагоразумно. Но Сабадырев не удержался слегка подколоть того:

— Стало быть, Анварчик, для тебя, как говорится, ubi bene ibi patria[23].

Хозяин дома недовольно скривил лицо и нехотя ответил:

— Нет, не так. Но, к сожалению, обстоятельства бывают сильнее нас.

Митька, чтобы не вызвать раздражения у хозяина дома, решил перевести разговор на другую тему.

— Мы, кажется, Анварчик, отклонились от нашей первоначальной беседы о том, что предпринимались поиски сокровищ Булгарского государства.

— Вот именно, — обрадовался Апанаев и раскрыл очередную книгу. — Это воспоминания знаменитого поэта Державина, который, как известно, был Государственным секретарем при Екатерине Второй, а позже, при Павле I и Александре I, — министром.

Апанаев оторвался от книги и заметил, что в начале своей карьеры Державин служил под началом директора Казанской гимназии асессора Веревкина. Так вот, этот Веревкин подчинялся самому графу Шувалову, поскольку Казанская гимназия, открывшаяся в 1758 году, состояла под главным ведомством Московского университета, а этот влиятельный в то время петербургский вельможа был куратором этого высшего учебного заведения.

— Итак, я цитирую Державина, — сказал Апанаев, щуря глаза, как близорукий. — Слушай внимательно. Тут есть о чем поразмыслить. «В 1761 году получил господин Веревкин от главного куратора Ивана Ивановича Шувалова повеление, чтоб описать развалины древнего татарского или Золотой Орды города, называемого Булгары, лежащего между рек Камы и Волги, от последней в пяти, а от первой в пятидесяти или шестидесяти верстах, и сыскать там каких только можно древностей, то есть монет, посуды и прочих вещей. Отправился он с Державиным и с учениками гимназии в июне месяце в путь. Пробыв там несколько дней, наскучил, оставил Державина и, подчинив ему прочих, приказал доставить к себе в Казань план с описанием, города и буде что найдется из древностей. Державин пробыл там до глубокой осени и что мог, не имея самонужнейших способов, исполнил. Описание, план и виды развалин некоторых строений, то есть ханского дворца, бани и каланчи, с подземными ходами, укрепленными железными обручами по повелению Петра Великого, когда он шествовал в Персию, и списки с надписей гробниц, также монету, медную, несколько серебряной и золотой, кольца ушные и наручныя, вымытыя из земли дождями, урны глиняныя или кувшины, вскрытыя, из земли с углями, собрал и по возвращении в Казань отдал господину Веревкину».

— А фаворит императрицы Елизаветы Петровны граф Шувалов был не дурак, — ухмыльнулся Сабадырев, — знал, где можно поживиться редкостными историческими вещицами.

Хозяин дома поставил книгу на этажерку и сказал:

— Вот именно. Но если Шувалов заставил своих подчиненных искать ценности наобум, как говорится, по наитию, будучи уверенным, что те чего-нибудь наскребут по сусекам бывшего Булгарского государства, то нам сам аллах велел заняться розысками казны Казанского ханства, а возможно, и Булгарского государства. Ведь в отличие от знаменитого Державина, занимавшегося поисками ценностей вслепую, у нас есть план, который, как электрический фонарь, будет освещать дорогу к цели.

Митька наконец решил полюбопытствовать об этом плане. Это был интерес естественный. Ведь Апанаев мог в ином случае заподозрить что-нибудь неладное.

— Хоть бы показал этот план. Или это секрет?

— Секрета нет. — Апанаев колюче взглянул на Митьку. — Всему свое время.

— Смотри не потеряй, а то чекисты или утро по нему тоже шукать начнут.

Хозяин дома прищурил один глаз и криво усмехнулся:

— Обижаешь, Митюша. Если даже подлинник попадет к нашим врагам, это для них будет китайской грамотой. Надо будет ох как над ней попотеть, как над незнакомым иероглифом.

— Внес в подлинник плана изменения? — осведомился Сабадырев, потирая пальцами мочки ушей.

— А ты, Митюша, догадливый.

У Сабадырева внутри все похолодело, как будто он второй раз утерял этот злосчастный план. «Значит, мои сведения неточны. Интересно, в какой степени он исказил этот план? Какие „пустые“ стрелы он пустил от шпиля башни Сююмбеки к земле? И какие подлинные указатели этот змей стер с плана?» Сабадырев в эту минуту ругал себя последними словами за то, что не изучил план через лупу или микроскоп.