Сквозь страх

— Ложь кулаками не опровергнешь. — Мишель взялся за поля шляпы, чтобы ее не сдуло с головы, и, задумчиво глядя вдаль, добавил: — Ах, юность, юность, сильна ты телом, духом, но разумом еще слаба. — Он взглянул на Шамиля и положил руку на его плечо: — Знаете, милейший, не люблю давать советы, но про одну вещь скажу, которую, слава тебе господи, миновал уже. Вы, милейший, страдаете, впрочем, как и большинство юношей, бесшабашной горячность. Верно? — Мишель, не дожидаясь ответа собеседника, продолжил: — Ну, а бездумная горячность и наивная непосредственность — это костыли юности, очень мешающие идти по жизненной дороге. И от них, как от гнилых подпорок, нужно как можно быстрее избавиться, чтобы вовремя прийти к цели жизни.

Лошадь звучно цокала подковами по булыжной мостовой, заглушая слова Мишеля. Мягкие рессоры тарантаса приняли тряску на себя, позволяя сидевшим лишь слегка почувствовать неровности дороги. Только сейчас Измайлов заметил, что они выехали на широкую мощеную улицу, спускавшуюся вниз к черной глади реки. От Камы пахнуло свежестью. Он правил лошадью в каком-то полузабытьи. Только когда под колесом тарантаса что-то звучно хлопнуло, словно петарда, и лошадь, испугавшись, понесла вниз к реке, Шамиль пришел в себя, освободился от оцепенения. Он понял: кто-то уронил непочатую бутылку шампанского, которая так шумно разорвалась.

— Держись крепче! — испуганно крикнул Мишель. — Лошадь понесла.

Измайлов решительно потянул вожжи на себя, но лошадь не замедлила ход. Погрузившиеся в сумеречную дремоту дома, что стояли у обочины, словно очнувшись, быстро помчались в противоположную сторону. И когда эта повозка с людьми, набирая еще большую скорость, стремительно понеслась по уклону вниз к реке, тугая струя воздуха надежно приглушила крики о помощи, истошный женский визг. Смертельную опасность почувствовали все: эта дорога прямехонько упиралась в пристань. И если лошадь во весь опор влетит прямо на дощатый мостик, соединяющий берег с пристанью, тогда они врежутся в капитальную стену дебаркадера. Кто из них останется в живых — неизвестно. Если же лошадь упадет от бешеной скорости у подножия склона, тогда повозка по инерции перелетит через животное и опрокинется; все посыплются из тарантаса, как грибы из лукошка, на булыжную мостовую. И шансов остаться нераздавленным — мало.

— Поворачивай лошадь к берегу! — закричал Мишель во всю мощь своих легких, — прямо в воду! Рули туда! — Он показал рукой на маленький залив, где берег ближе всего подходил к дороге.

Это был единственно правильный выход из создавшейся опасной ситуации. «Сообразительный, черт», — мелькнула искрой мысль у Измайлова. Шамиль пытался повернуть лошадь влево, заставить съехать с дороги на песчаную отмель, но обезумевшее животное не слушалось узды. «Надо выпрыгнуть на мосту в воду, — решил юноша, — тогда можно остаться невредимым». Он увидел белое, как снег, растерянное лицо Мишеля, и ему стало его жалко. «Занятный человек», — подумал Измайлов, и в ту же секунду пришло к нему неожиданное решение. Он быстро соскочил с козел, наступил на оглоблю, с силой оттолкнувшись, прыгнул на спину взмыленной лошади и ухватился за влажную гриву. Подтянулся ближе к шее лошади, рискуя упасть под колеса тарантаса, и закрыл ладонями глаза лошади. Затем с силой повернул ее морду налево. Животное, повинуясь этому движению, стало сворачивать с дороги. Как только она понеслась к берегу, Измайлов отпустил лошадиную голову и снова ухватился за гриву. Еще в детстве он слышал от стариков, что незрячая лошадь очень послушна. Вот это-то Шамиль и вспомнил в критический момент. Лошадь, завидев воду, хотела снова повернуть, но было уже поздно. Передние колеса тяжелой повозки глубоко врезались в сырой песок. Упряжка, сбавляя скорость, вкатилась прямо в воду. Лошадь, увязая в речном иле, успела сделать несколько прыжков и рухнула в воду, подняв фонтаны брызг.

Измайлов перелетел через голову животного и погрузился в воду, коснувшись лицом мягкого илистого дна. Резкое замедление хода повозки пробудило инерционную силу, которая невидимой своей рукой выбросила, как котят, всех пассажиров в воду. И снова женский визг и крики разорвали плотную тишину загустевших сумерек. Но то были возгласы скорее радости, чем отчаяния. Холодная вода в сочетании с сильными треволнениями тотчас всех отрезвила. Все выскакивали из воды с ошалелыми глазами, еще не совсем осознавая, что отделались только испугом да холодной осенней ванной.

Измайлов с шумом вобрал воздух в легкие, и голова, словно от хмеля, закружилась. Он проплыл несколько метров к берегу, пока не нащупал ногами дно. Пошатываясь, подошел к лошади, взял ее за узду и, устало, еле передвигая ноги, побрел к берегу, увлекая живот за собой.

— Живы!! — радостно вскричал кто-то из теплой компании. — Ха-ха-ха! А я-то уже слышал пение ангелов. Целым хором, черт бы их побрал, на ухо начали напевать отходно-упокойную.

— Милейший, — отозвался Мишель, — так оно и было. Я их тоже слышал. Видимо, это один и тот же хор нам напевал.