Сквозь страх

Капитан Мулюков уже с университетской скамьи испытал на себе недоброе влияние злобных чар завистников, которые были на него направлены лишь за то что он не зря тратил время, постигал науку на совесть. Собственно, он видел в этом единственную узкую тропинку, ведущую через мрачные годы нужды и лишений, в которых прозябали его отец и мать — рабочие завода Крестовникова. Его маленький рост, из-за которого он немало переживал, некрасивое лицо, унылая одежда, свидетельствовавшая о материальной скудости, не являлись, однако, надежным щитом от стрел зависти. И Мулюков тогда понял: прозябай ты в какой-нибудь медвежьей дыре, голодай, имей жалкий вид, но коль имеешь хотя бы одно достоинство — обязательно найдутся завистники. Не завидуют, пожалуй, только умершим, и то не легкой быстрой смертью в старости, а умершим с муками и в молодости.

Капитан также четко усвоил, как прекрасный ученик, нетрудный урок, что человек, которому завидуют, в глазах патологических завистников всегда видится пронырой, ловким дельцом, проходимцем или счастливым дураком, удачливой серостью. Но никогда не видят в нем ни талантов, ни тем более гениальности. А потому завистники — полуслепцы. Но они и полоумны, поскольку, как типичные глупцы, замечают и осмысливают все результаты деятельности людей, которым завидуют, не как объективную закономерность, а как чистую случайность. И Мулюков написал однажды полушутя-полусерьезно на клочке бумаги: «Завистник — это полоумный полуслепец, который в оценке успехов деятельности окружающих его людей, в отношении к ним исходит из полузвериных инстинктов, унаследованных еще от обезьянолюдей плиоценского периода кайнозойской эры, и который испытывает удовольствие, как дикарь-каннибал, когда пожирает очередную свою жертву».

Мулюков даже не предполагал, что из-за этой бумажки у него будут неприятности по службе. Он оставил ее на своем рабочем столе и на минутку отлучился. Когда же вернулся в свой кабинет, бумажка с этой записью бесследно исчезла. Собственно, капитан и не искал ее. Но через несколько дней его вызвал к себе полковник Кузьмин, положил перед ним этот клочок бумажки и тихо, сухо спросил:

— Ваше сочинение?

Увидев знакомую бумажку, Мулюков утвердительно кивнул.

— Значит, вы, милостивый сударь, относите меня к завистникам-людоедам? — Лицо полковника побагровело. — Позвольте вас, досточтимый капитан, спросить: почему в вашем представлении я заслужил такой высокой чести?

Мулюков в первую минуту не мог понять, каким образом эта бумажка оказалась у его начальника и почему тот отнес ее содержание на свой счет. Но когда капитан пробежал глазами по тексту, он чуть не поперхнулся: кто-то приписал, подделав его почерк: «Сей завистник-душегуб и дубина — полковник А. П. Кузьмин». Мулюков конечно же пояснил ему все как было. Но все равно после этого случая его начальник резко изменился: перестал с ним советоваться, всегда говорил холодным тоном, совал его, как кляп, в пасть провалов и огрехов, которые допускали его коллеги. Словом, жизнь стала трудней, и Мулюков начал замечать в последние дни злорадные ухмылки Миргазиянова и его дружка прапорщика Дардиева, служившего в одном из полков казанского гарнизона. Этот Дардиев, перед тем как пойти на военную службу, промышлял граверными работами. И Мулюков слышал, что прапорщик за большой куш вспоминает свое ремесло: фабрикует разным хмырям и уголовникам чистенькие документы с надежными печатями. Этот бывший гравер мастерски подделывал любые почерки.