— Вот черт, — ругнулся Салахов, глядя на свои старые, прохудившиеся сапоги, — думал, уж не будут полоскать нас небеса, а они вон что делают. — Он встал под крышу. — Ты, Рушан, — обратился Салахов к своему товарищу по розыскной группе, — останешься здесь. Посмотришь, как говорится, по сторонам. А мы с Павликом и Амиром потолкуем с народом вот в этих домах. — Он кивнул на противоположный ряд домов по Собачьему переулку. — Да смотри не зевай, как… — Но, не договорив, он махнул рукой и быстро зашагал через дорогу. Через какую-нибудь минуту все трое милиционеров исчезли за калиткой ближайшего дома.
Со двора послышался стук в дверь. Потом чей-то надрывный кашель, похоже, хозяина, который не спешил впускать сотрудников уголовного розыска. Он долго выспрашивал, кто такие да зачем пожаловали. К тому же хозяин дома оказался глуховатым и им пришлось чуть ли не все время кричать, объясняя цель визита.
Все это происходило во дворе, за забором которого находился явочный дом анархистов. Вышедший во двор покурить и справить нужду Евнух услышал разговор милиционеров с хозяином соседского дома и опрометью бросился назад к двери.
— Братцы, мильтоны!! — выпалил испуганный Евнух, вбежав в переднюю.
— Где?! Где?! — всполошились разом все обитатели дома.
— В соседний двор заползли. — Евнух ринулся к боковому окошку. — Да вон их головы видны из-за забора. С хозяином, поди ж, все еще балакают.
— Фу-ты, дьявол, напугал. — Тоська, закатив глаза, устало откинулась к стене, но тут же снова положила голову на подушку. — Это ж не к нам, дурень.
Митька Сабадырев прильнул к окну, пытаясь предугадать складывающуюся ситуацию, какой ход событий определит им судьба.
Грязинюк и Евнух, словно по приказу, бросились во двор, к забору. И через щели забора начали пристально наблюдать, что там происходит в соседнем дворе. Милиционеры тем временем скрылись в сенях и появились минут через пять.
— Дак вы, Гали-абый, говорите, что в соседней избушке-развалюшке живут?
— Это, кажись, про нашу халупу интересуются, — упавшим ледяным голосом проронил Грязинюк. — Значит, сюда, подлюги, сейчас притащатся. — Он махнул рукой и побежал в сени.
Как только Евнух прошмыгнул в дом, Грязинюк запер двери. А Евнух, ничего не говоря, схватил свой баул и заметался по комнате. Потом заглянул в спальню, где до сих пор нежилась в койке Тоська.
— Ну ты, прынцэсса Собачьего переулка, извольте оставить опочивальню. Их навозное сиятельство Илюха устраивает прием в честь рабоче-крестьянской милиции.
— Заткни, милорд, хайло, — грубо бросила Тоська, вытаскивая миниатюрный браунинг, — иначе проглотишь медяшку.
Евнух отпрянул назад, как от готовой к броску кобры; он никогда не видел такого злого, страшного выражения ее лица.
«Такая стрельнет и бровью не поведет», — мелькнула у него мысль. И Евнух поспешил к боковому окну, которое выходило к забору. Из него можно было незаметно выбраться на глухую сторону двора. И если перемахнуть через забор к соседям, то преспокойненько можно было уйти из этого дома. На это рассчитывал и Сабадырев, который уже пытался вытащить из оконного проема зимнюю раму.
С улицы раздался громкий стук в дверь. Все сразу замерли. Каждый хотел одного: пусть милиционеры думают, что в доме никого сейчас нет. И тогда они уйдут.
Но милиционеры уходить не собирались. Напротив, безмолвие старого дома заставило их обследовать двор и строение.
— Отойди от окна, — прошептал Сабадырев своему помощнику.
Они оба прижались к стене и осторожно под острым углом глядели на улицу. Митька прижался к стене еще плотнее, как только увидел между забором и стеной дома милиционера с наганом в руке. Тот потрогал снаружи раму, но она не подалась. И, потоптавшись немного, милиционер отошел от окна.
Возможно, милиционеры и ушли бы, но найденный у забора еще чадящий окурок, который выбросил впопыхах Евнух, насторожил их и придал настойчивости. И когда представители власти громко забарабанили в дверь и в переднее окошко, Сабадырев понял: милиционеры догадались, что в доме кто-то есть.
Митька с Евнухом вытащили зимнюю раму, затем распахнули створки летней рамы и поспешно начали вылезать из окна.
— Стой на углу, — прошептал Сабадырев Евнуху. — Прикроешь отход. Если что — постарайся без шума…
Митька помог спуститься с подоконника на землю Тоське. Последним покидал дом Грязинюк.
Забор, разделяющий дворы, оказался высоким. И Сабадырев с Илюхой начали поспешно отрывать доски. Почти бесшумно справились с двумя досками, но третья подавалась с трудом. Когда они приналегли на нее вдвоем, она по-утиному громко крякнула. В образовавшуюся щель ринулись все скопом.
— Подожди, — остановил Митька Грязинюка, — пусть сначала Тоська.