Сквозь страх

Грязинюк осекся, когда увидел позади милицейскую пролетку, расстояние до которой значительно сократилось. По крайней мере, с этой дистанции их уже могли достать из немецкого маузера. Все это взволновало анархистов, и они занервничали, засуетились.

— Правь, Тоська, налево, к реке, — подал команду Грязинюк. — Переправимся на тот берег. Речка-то неширокая. А коль за нами увяжутся — перестреляем, как тетеревов.

— Куда?! — крикнул Митька, хватаясь за вожжи. — Ты что, спятил, Илюха? Там, на открытой местности, они нас скорее достанут. На стрельбу народ сбежится или подмога подскочит. Гони, Тоська, прямо до конца улицы! Потом направо свернешь. В гору надо нам. Там в кусты нырнем.

Сабадырев вскинул наган и несколько раз пальнул в догонявших их милиционеров. В ответ шандарахнуло несколько выстрелов. Одна из пуль попала в железный обод колеса и, выбив искры, зажужжала на излете, точно оса. А несколько пуль просвистело рядом. И Митьке вдруг почудилось, что это сама смерть начала подавать свой голос, выбирая своего будущего подопечного-мертвеца. Холод пробежал по спине. И опять показалось, что смерть приблизилась к нему вплотную и дохнула мертвящим холодом за ворот. Он весь съежился, потом резко повернулся и, как бы пытаясь отогнать эту старуху в белом саване с черными пустыми глазницами, начал лихорадочно, резко нажимать на спусковой крючок револьвера.

И вновь вспыхнула перестрелка. С громким карканьем, нагоняющим тоску, поднялась с деревьев запущенного парка «Швейцария» огромная стая ворон и, как черная туча, поплыла в темном дождливом мареве в сторону Арского кладбища. Евнух вдруг вскрикнул: пуля угодила ему в ногу.

— Рули вправо! — крикнул Сабадырев, когда промелькнул крайний дом. — Вон в ту лощину. И — в гору!

Скорость вдруг резко упала: грунтовая дорога кончилась и жирная грязь бездорожья, будто маленькое болотце, засасывала колеса телеги. Савраска с великим трудом, дрожа всем телом, осилила это препятствие и, дотянув до середины склона, поросшего густой травой, тяжело рухнула, словно ей в один миг спутали передние ноги.

Тоська вылетела из повозки и упала на круп загнанной лошади. Тоську подхватили Митька с Илюхой, и они бросились было бежать в гору, чтобы скрыться под сенью густых кустарников и деревьев.

— Братцы! — жалобно вскричал Евнух. — Помогите! В ногу ранили. Идти не могу. — Троица остановилась в растерянности. Все нехотя вернулись назад.

— Вон они! — махнул рукой Грязинюк в сторону дороги. — Мильтоны! Сюда правят.

Анархистам было ясно: с раненым им от погони не уйти. Но и оставлять Евнуха было нельзя: слишком много знал.

— Братцы, — взмолился раненый анархист, — я же вас прикрывал. Выручал вас. Теперь ваша оче…

Договорить он не успел. Тоська, выхватив браунинг, выстрелила в Евнуха в упор.

— Царство тебе небесное, наш дорогой друг, — чуть слышно проронила она уже на бегу.

Они забрались по крутому склону в парк «Швейцария». Потом побежали по едва заметной тропинке, пока не очутились на открытой площадке для игр и гуляний. И чуть отдышавшись, анархисты по чутью бросились влево, в сторону чернеющего своими деревьями Арского кладбища. Им посчастливилось: сумели оторваться от преследователей, которые одно время были уже совсем рядом.

Сотрудники уголовного розыска, посчитав, что преступники побежали к трамвайному парку, на остановку, кинулись туда.

Тем временем анархисты вскоре оказались на территории внушительного кладбища. Тоська обессилено плюхнулась между могилами и, тяжело дыша, прошептала:

— Кажется, ушли. Есть все-таки бог.

Митька тяжело опустился на могильную плиту, вытащил носовой платок и замотал им окровавленный обрубок пальца.

Откуда-то издалека донесся до них еле слышный звонок, похожий на трамвайный сигнал.

— Вроде как где-то неподалеку трамвай ходит… — высказал первый предположение Илюха, все еще чутко прислушиваясь к окружающим шорохам и звукам. — Пожалуй, надобно туда нам двигать. А?

Сабадырев покачал головой.

— Туда нельзя. Влипнем. — Он немного подумал и прибавил: — Полагаю, доблестная милиция туда направила стопы. Их ошибка — наше спасение. — Он подошел к жене и помог ей подняться. — Скоро милиция будет здесь. Они поймут свой промах.

Сабадырев часто удивлялся самому себе, что в критических ситуациях он всегда принимал правильные решения. У него появлялась какая-то, как он считал, предельная ясность ума. Правда, хладнокровие вытеснялось порой животным страхом, с которым не всегда удавалось справиться.

Потом они перебежками, как солдаты на марш-броске, пересекли кладбище и оказались на краю глубокого оврага, на дне которого тускло поблескивали чугунные железнодорожные линии. Со стороны реки Казанки медленно тащился паровоз, то и дело отдуваясь струей пара и нещадно чадя черным густым дымом, словно локомотив подавился каменным углем, а оттого не мог набрать скорость.