Сквозь страх

Уже через пять минут в кабинете у него появился Мурашкинцев и виновато бубнил, что он и его люди не знали о существовании Цивильского Подворья — ведь оно не значилось на балансе горкомхоза. А вывески эта духовная гостиница не имела.

— Э-хе-хе… — покачал головой начальник милиции, — сдается мне, что эти субчики там, в этом поповском закутке, ошивались. А вы их прошляпили.

— Да не может быть! — изумился Мурашкинцев. — Там проживают духовные лица. У них, наверно, какой-то учет или порядок существует?

— Время-то сейчас какое! — Гофштадт торопливо закурил папиросу, но тут же ткнул ее в пепельницу. — Соображать надо, Мурашкинцев. Не то нам никогда эту мерзость не одолеть. Ты понимаешь это? — И, не давая возможности своему подчиненному ответить на этот вопрос, начальник милиции приказал: — Давай, орелик мой, бери своих людей и дуй туда немедленно. Хотя, думаю, что уже поздно, но чем шайтан не шутит?

Гофштадт хорошо понимал, что, если преступники и свили гнездо, решение Совета городского хозяйства и сегодняшнее газетное объявление конечно же спугнули их с насиженного места.

Старинное двухэтажное кирпичное здание встретило Мурашкинцева и его людей неприветливо. Коридоры его оказались безлюдны, а комнаты — пусты. Лишь в некоторых из них сиротливо стояли железные кровати. Тяжело ступая по облупившемуся деревянному полу, Мурашкинцев проследовал в апартаменты настоятеля духовного заведения. Тяжелая дубовая дверь легко отворилась, и милиционеры оказались в продолговатой комнате с единственным столом, на котором чинно восседал огромный черный кот с пушистым хвостом.

— Во! Это, я понимаю, сам хозяин сидит, — весело произнес молодой сотрудник угро. — А мы еще кого-то ищем. Он, чай, нас уважит, примет.

Открылась боковая дверь, и из смежной комнаты вытащился древний старичок и, шамкая беззубым ртом, осведомился о цели визита милиционеров. Хотя старец был и туговат на оба уха, но довольно хорошо еще соображал. Из его ответов следовало: все жильцы этой богоугодной обители во главе с отцом Варсонофием разбрелись, рассеялись на все четыре стороны сегодня спозаранку, прихватив с собой по нечаянности или духовной рассеянности кое-какое имущество. А отец Варсонофий вроде как подался бить челом самому митрополиту Казанскому и Свияжскому Иакову, чтоб тот не лишал его своей щедрой милости и пожаловал каким-нибудь местом в его свите али приходом. Владыка-то Иаков живет сейчас на архиерейских дачах, что находятся на пригорке у озера Кабан. Ох и дивное же это место. Если б спустился на землю бог, он обязательно не токмо поселился бы там, но и оформил бы постоянную прописку. И, как полагается, дозволил бы поставить нужный штамп в свой паспорт с соответствующим адресочком.

Как заметили сотрудники милиции, старичок был не лишен еще и юмора. Когда же ему показали фотографию уголовника Мусина, лицо его вмиг посерьезнело и, почмокав землистыми губами с рыжими пятнами, старик сказал:

— Этот раб божий жил здесь, на втором этаже, у лестницы. Там, в той келье, жил с ним еще один мужчина. Оба они не имели, как я понял, духовного сана.

— Почему же их сюда пустили? — с волнением спросил его Мурашкинцев. — И кто их поселил?

Но старик этого не знал, пояснив, что он здесь всего лишь ночной сторож. А поскольку все разбежались, он побоялся оставить гостиницу на произвол судьбы.

Сторож Цивильского Подворья показал, где проживал Мусин. В его келье-комнате нашли под кроватью брошенный иллюстрированный еженедельный церковный журнал «Воскресный день» за 1910 год № 40.

Мурашкинцев листал его и рассматривал с детским любопытством многочисленные черно-белые картинки. На первой странице журнала был изображен с фотографической точностью Казанский кремль. От шпиля башни Сююмбеки тянулись в разные стороны еле заметные линии. Мурашкинцев пригляделся повнимательнее к этим линиям и понял: они не были типографскими, их просто пририсовали карандашом. Одна линия тянулась к архиерейским дачам, другая — к среднему озеру Кабан, третья — к тому месту, где раньше находился Зилантовский монастырь, четвертая — к деревянному мосту через реку Казанку. А пятая линия с изображением стрелы тянулась в Москву, вернее, к издателю журнала; жирным шрифтом был напечатан его адрес: Москва, Мясницкая улица, квартира протоиерея Николаевской церкви.

Что означали эти линии-стрелы? И означают ли вообще что-либо? Ведь их мог начертать читатель от нечего делать. Всего скорее это так и было. Иначе бы этот журнал не бросили здесь. Мурашкинцев еще раз, но уже без всякого интереса полистал «Воскресный день» и швырнул его на кровать. Потом подошел к окну и рассеянно уставился на улицу. Мурашкинцев был страшно огорчен: будь он порасторопнее — мог бы взять этого бандюгу Мусина прямо здесь, в поповской гостинице.

Один из его подчиненных склонился над журналом и, решив между делом вспомнить уроки чтения в начальных классах медресе, прочел по слогам: