Сквозь тьму

Он хотел схватить ее. Он хотел взять ее за руку и приложить к той части себя, которую он имел в виду. Он не сделал ни того, ни другого. Он видел, что ей было все равно на такие вещи - фактически, она иногда замирала на мгновение, когда он делал это. Хестилл все еще не знал точно, что с ней случилось до того, как они сошлись, но он думал, что случилось что-то плохое. Однажды она, возможно, решит рассказать ему. Если она сказала, прекрасно. Если она этого не сделала... он бы тоже жил с этим.

А она все еще стояла там, улыбаясь, ожидая его ответа. “Пойдем в спальню, ” сказал он, “ и я покажу тебе”.

Он сделал. Она тоже показала ему. Они лежали бок о бок, ожидая, когда он поднимется для следующего раунда. Ему было восемнадцать; это не займет много времени. Поглаживая ее, он сказал: “Это лучшая магия, чем любая, которую используют колдуны”.

“Это так, не так ли?” Сказала Ванаи. “Интересно, было ли это самой первой магией, а все остальное выросло из нее”.

“Я не знаю. Я не думаю, что кто-нибудь еще тоже не знает”, - сказал Элстан. Через некоторое время они начали снова. Древнейшая магия из всех, если это было то, чем она была, хорошо и по-настоящему - и счастливо - заманила их в ловушку.

Талсу встал из-за стола, за которым ужинал. “Я ухожу”, - сказал он по-английски, а затем, на классическом каунианском: “Я иду учить свой урок”.

Гайлиса лучезарно улыбнулась ему. “Ты кажешься таким умным, когда говоришь на старом языке”.

“Это только показывает, что ты не всегда можешь сказать наверняка”, - заметила Аузра.

Пытаясь одновременно улыбаться жене и свирепо смотреть на сестру, Талсу боялся, что в конечном итоге выглядит глупо. “Не трудись меня ждать”, - сказал он и спустился вниз, вышел через парадную дверь на темные, тихие улицы Скрунды.

Поскольку день зимнего солнцестояния не так давно миновал, сумерки наступили рано. Так, во всяком случае, показалось Талсу. Однако из того, что он читал о том, как обстоят дела в таких местах, как Куусамо и южный Ункерлант, он знал, что там дела обстоят хуже. А в стране Людей Льда солнце не всходило несколько дней - иногда неделями, если вы забирались достаточно далеко на юг - за один раз. Он попытался представить это, попытался и почувствовал, что терпит неудачу.

Мимо прошел констебль, размахивая дубинкой. Он был елгаванцем, но ни один елгаванец до войны не стал бы так расхаживать. Узнал что-нибудь от альгарвейцев, которые отдают тебе приказы? Талсу задумался.

Констебль, словно услышав эту мысль, рявкнул атТалсу: “Скоро комендантский час. Вам лучше убраться с улиц!”

“Да, сэр. Я так и сделаю”, - сказал Талсу. Это была правда. Он доберется до дома серебряника Кугу до наступления комендантского часа. И затем, поскольку Скрун становился только темнее, чтобы помешать любым драконам, которые могли пролететь над головой, он снова возвращался домой. Констебли еще не поймали его, и он не ожидал, что они поймают.

Даже в темноте он знал дорогу к Кугу. Он бывал там уже много раз. Когда он постучал в дверь, Кугу открыл ее и выглянул наружу сквозь свои очки с толстыми стеклами. “А, сын Талсу Траку”, - сказал он на классическом языке. “Входите. Мы вам очень рады”.

“Благодарю вас, сэр”, - ответил Талсу, также на классическом каунианском. “Я рад быть здесь. Я рад учиться”.

И это было правдой. До войны он не слишком беспокоился о каунианстве. Насколько он думал о таких вещах - что было не так уж далеко - Елга-ванцы были елгаванцами, валмиерцы были валмиерцами (и им нельзя было доверять, потому что они говорили смешно), а белокурые люди, оставшиеся на дальнем западе, были просто неудачниками (и они говорили еще смешнее: они все еще использовали классический язык между собой).

Но если многие альгарвейцы знали классический каунианский, и если они так стремились уничтожить памятники времен Каунианской империи в Елгаве и Валмиере, разве это не должно было означать, что в них есть что-то от каунианства, что все люди каунианского происхождения в каком-то смысле едины?Так это выглядело для Талсу, и он был не единственным в Скрунде, для кого это выглядело именно так.

Как обычно, он сел за большой стол, уставленный игральными костями и стопками монет. Если бы альгарвейцы внезапно ворвались, это выглядело бы так, как будто студенты на самом деле были всего лишь игроками. Талсу задавался вопросом, будут ли люди Мезенцио - или елгаванские констебли, служившие под началом людей Мезенцио, - беспокоиться. Он сомневался в этом. Если бы рыжеволосые или их приспешники ворвались внутрь, кто-нибудь предал бы Кугу и тех, кто учился у него.