Сквозь тьму

Люди стояли на улице возле кафе Балио.Корнелу не счел это хорошим знаком. Он протолкался сквозь толпу. Пара мужчин послала ему обиженные взгляды, но уступили дорогу, когда увидели его в лагоанской военно-морской форме. Он поморщился, когда увидел кафе. Это были несгоревшие руины. Несколькими дверями ниже разбилось яйцо, разбилось и вызвало пожар.

И там стоял Балио, глядя на руины своего бизнеса. “Я рад видеть тебя в добром здравии”, - сказал ему Корнелу, а затем задал действительно важный вопрос: “С Джанирой все в порядке?”

“Да”. Балио неопределенно кивнул. “Она где-то рядом. Но только высшие силы знают, как мы теперь будем зарабатывать на жизнь”. Он проклинал альгарвейцев как по-лагоански, так и по-сибиански. Корнелу присоединился к нему. Он проклинал альгарвейцев годами. Он ожидал, что будет продолжать делать это еще много лет. И теперь у него была совершенно новая причина.

Новостные ленты в Эофорвике перестали рассказывать о битве за Сулинген. Из этого Ванаи сделала вывод, что для альгарвейцев все складывается плохо. Она предположила, что чем тише они становились, тем больше им приходилось прятаться. И чем больше им приходилось прятаться, тем больше ей это нравилось. “Пусть они все падут”, - яростно сказала она однажды утром на рассвете.

“Да, и забирают с собой всех своих марионеток”, - согласился Эалстан. “Силы Внизу съедят короля Мезенцио, силы внизу съедят всех его солдат, а силы внизу съедят бригаду Плегмунда, начиная с моего проклятого кузена”.

“Если альгарвейцы будут уничтожены, все, кто последует за ними, тоже погибнут”, - сказала Ванаи. Она понимала, почему Эалстан ненавидел бригаду Плегмунда Так же, как и он. Но одна вещь, которой научил ее дедушка и которая все еще казалась хорошей, заключалась в том, чтобы сначала искать первопричины. Альгарвейцы были причиной несчастья Фортвега. Бригада Плегмунда была лишь симптомом этого.

Эалстан подумал о том, чтобы поспорить с ней: она могла видеть это по его лицу. Вместо этого он откусил последний кусок хлеба и залпом допил крепкое красное вино из своей кружки. Остановившись только для того, чтобы поцеловать ее, наполовину в губы, наполовину в щеку, он направился к двери, сказав: “Это не стоит ссоры, и у меня все равно нет времени на нее. Я ухожу посмотреть, не могу ли я помочь некоторым мужчинам платить рыжеволосым немного меньше ”.

“Это стоит сделать”, - сказала Ванаи. Ее муж кивнул и ушел.

Мой муж, подумала Ванайя. Это все еще смущало ее. Это привело бы Бривибаса в ужас: не только потому, что Эалстан был выходцем из Фортвежии, хотя одного этого было бы достаточно, но и из-за скромной церемонии, с помощью которой они были официально соединены.И что бы подумал ее дедушка о двух любящих женщин матронах, которые проверили прическу на ее тайном месте ... Она рассмеялась, представив выражение его лица, если бы она когда-нибудь рассказала ему об этом.

Она точно знала, что позволило ей пройти через это, не ударив их. Все было просто: альгарвейцы уже показали ей кое-что похуже. То, чего Элстан желал своей кузине, она пожелала майору Спинелло.

Долгое время после того, как ей пришлось начать отдаваться ему, она сомневалась, что когда-нибудь снова почувствует себя чистой. Влюбленность в Эалстана прошла долгий путь к тому, чтобы исцелить ее там. Но после того, как они вдвоем приехали в Эофорвик, у нее возникли проблемы с ощущением чистоты в буквальном смысле этого слова.Мытье с помощью кувшина и таза здесь, в квартире, не было привычкой даже в общественной бане Ойнгестуна. А Ойнгестун был всего лишь деревней. В Эофорвике были самые прекрасные ванны во всем Фортвеге.

До самого недавнего времени, конечно, они не приносили ей никакой пользы.Она не могла показывать свое лицо на публике, не говоря уже о своем теле. Теперь, однако, она выглядела как жительница Фортливега для всех вокруг, пока держалась гермагия. Когда она посмотрела в зеркало, она увидела свои знакомые черты каунианки, обрамленные гораздо менее знакомыми темными волосами. То, что она увидела, не имело значения, пока никто другой не мог этого увидеть.

Она снова произнесла заклинание, чтобы убедиться, что оно не ослабнет, пока она будет в Эофорвике. Затем она положила несколько медяков в сумку на поясе и покинула квартиру. Теперь, когда она могла ходить в общественные бани, она так и делала, обычно через день. Ей было трудно думать о чем-то, что доставляло ей больше удовольствия, - о свободе, которую она волшебным образом обрела.

Усмехнувшись, она прошла мимо бани, ближайшей к ее многоквартирному дому. У Ойнгестуна было лучше; тот, кто построил это заведение, похоже, подумал, что ж, оно вполне достаточно для бедных людей. Здесь, в отличие от Инойнгестуна, у нее был другой выбор.