Сквозь тьму

Потирая волосы после того, как первое ведро высохло, она обнаружила, что в них все еще осталось немного пены. С легким вздохом она сняла ведерко с крючка, снова наполнила его и снова залезла под него.

Она все еще была под ним, когда две альгарвейские женщины, с ног до головы перепачканные мылом, поднялись и взяли свои ведра. Фортвежские женщины уже ушли, чтобы завернуться в полотенца. Один из альгарвейцев кивнул Ванаи и спросил: “Ты говоришь на этом языке?” На довольно хорошем каунианском.

“Нет”, - ответила Ванаи более резко, чем намеревалась - они пытались заманить ее в ловушку? Она бы на это не купилась.

Обе рыжеволосые пожали плечами и вернулись к приведению себя в порядок.Наполняя ведра и стоя под ними, они переговаривались по-алг-гарвейски. Благодаря своему дедушке Ванаи могла кое-как читать это, но она мало говорила и мало что понимала, когда слышала, как это произносят. Но она действительно слышала слово "каунианцы " несколько раз, в основном из уст женщины, которая спросила ее, говорит ли она на классическом языке.

Другой указал на Ванаи и сказал что-то еще на алгарвейском. Ванаи подумала, что знает, что это значит: что-то вроде: Зачем ты это говоришь? Они все ушли. Если бы она показала, что имеет хоть малейшее представление о том, о чем они говорили, это только навлекло бы на нее неприятности. Она знала это и продолжала полоскать волосы. Чего ей хотелось, так это наорать на альгарвейцев или, что еще лучше, вышибить им мозги ведром.

Если бы только одна из них была там с ней, она, возможно, попыталась бы это сделать. Она не думала, что смогла бы убить двоих, независимо от того, в какой ярости она была. Обе алгарвианки рассмеялись. Почему? Потому что они думали, что все каунианцы в Фортвеге мертвы и ушли? Она бы не удивилась. Но они ошибались, будь они прокляты, ошибались. Она хотела закричать об этом тоже, хотела, но не стала. Она только закончила полоскание и пошла за своим полотенцем.

Она быстро вытерлась, бросила полотенце в плетеную корзину и вернула свой жетон женщине, отвечающей за одежду для купальщиков. Женщины вернули ей одежду, которую она надела так быстро, как только смогла. Она не хотела быть там, когда альгарвейцы выйдут переодеваться.

Но она была; они справились с ополаскиванием быстрее, чем она. Они вышли, внешне соответствуя фортвежскому обычаю обнажаться, но на самом деле попирая его, выставляя напоказ свои тела вместо того, чтобы не обращать на них особого внимания в банях. Даже служанка заметила, и она была самой упрямой женщиной, которую Ванаи когда-либо видела. Она хмурилась и огрызалась на рыжеволосых, когда передавала им туники и килты. Они только смеялись, как будто слова мерефортвежанина ничего не значили для них.

И хуже всего было то, что ... в обычные времена, насколько это название можно было применить к войне, ничто из того, что сделали фортвежцы, не позволило бы им разрастись в численности, которая сделала бы их чем-то большим, чем просто помехой для мужчин и женщин Мезенцио.

В обычные времена. Что, если бы времена были необычными? Что, если бы юнкерлантцы изгнали рыжих из Зулингена? Что, если альгарвейцам не так уж хотелось выиграть войну? Решат ли фортвежцы, что они не собираются вечно сидеть тихо под альгарвейским игом? Если бы они действительно так решили, сколько неприятностей они могли бы причинить рыжеволосым?

Ванаи не знала. Она надеялась, что у нее будет шанс выяснить.Тем временем она продолжала проклинать альгарвейцев.

“Еще одна зима”, - сказал Иштван. И еще одна очевидная истина: что еще это могло быть, когда снег просачивается сквозь деревья в безлюдном, кажущемся бесконечным лесу западного Ункерланта?

Капрал Кун сказал: “И где бы мы были, если бы это не была еще одна зима? Среди звезд с другими духами мертвых, вот где”.

Пользуясь привилегией сержанта, Иштван сказал: “О, заткнись”. Кинул на него обиженный взгляд; обычно он не пользовался такими привилегиями рядом с человеком, с которым сражался годами. Иштван не позволил этому взгляду беспокоить себя.Он знал, что тот имел в виду. Поскольку Кун этого не сделал, он изложил это крупными буквами: “Здесь еще одна зима . Еще одна зима вдали от моей родной долины, вдали от майкланцев. Большую часть года у меня даже не было отпуска ”.

Он протянул руки к маленькому костру, вокруг которого сидел он и его люди, пытаясь вернуть им немного тепла. Затем он посмотрел вниз на свои ладони. Шрам от раны, нанесенной ему капитаном Тивадаром, оставался свежим, его было легко разглядеть, несмотря на мозоли и грязь. Он ничего не сказал об этом; не все солдаты, сидевшие на корточках у костра, ели козлятину вместе с ним.