Купава наломала сыр – он был зрелый и легко крошился. Пододвинула на тряпице Илару.
– Но предупредил, что ему не нужны ссоры с нашим Бредеем. Мы можем остаться, пока ты не поправишься, но потом должны будем ехать дальше.
– Ожидаемо. – Илар положил в рот кусочек сыра, солёного и сладкого одновременно. – Здесь мы не останемся. Скоро Боярышник всё узнает, если уже не узнал. А там и другие отряды подтянутся. Все станут нас…
– Нас, – мрачно поправила Купава. – Лыко лежал в моём дворе. И когда он пришёл в тот день, говорил, что предупредил Соболя о том, куда и зачем идёт.
Она опустила глаза и ссутулила плечи, стала ещё меньше, чем обычно. Илар робко тронул её за плечо. Вспыхнула злость на Соболя, но он отогнал её прочь: успеет поквитаться, надо бы утешить Купаву.
– Не думай о нём. Чародеи не навечно пришли. Скоро им не будет необходимости оставаться в Сонных Топях.
– Но то, что ты сделал, навсегда оставит тебя их врагом.
Илар молча кивнул.
– Ты вернёшься домой, когда всё уляжется. А я найду Мавну и отвезу её куда-нибудь подальше от болот. Мне тут больше не за что держаться.
Он хотел добавить: «разве что за тебя», но подумал, что это напугает Купаву. По глупости Илар рассказал Алтею, что убил чародея, а ведь можно было бы настаивать на том, что Лыко повздорил с кем-то другим… Да нет, ерунда какая, все чародеи знали, что Лыко с Иларом чуть в глотки друг другу не вгрызались. Ни на кого другого и не подумали бы.
– Вернусь ли, – вздохнула Купава. – Вдруг с моими что-то сделали?
Илар переложил кусок хлеба в другую руку, удобнее устраивая раненую на коленях – рана разболелась, будто жгли огнём.
– Наши бы не позволили, а чародеи не полезли бы втроём против всей деревни. Пожар потушили. Всё с твоими хорошо.
Илар говорил уверенно, но сам вовсе не был уверен в своих словах. Главное, чтобы Купава успокоилась.
– Хотелось бы. – Она тяжело вздохнула. – Как твоя нога? Я взгляну?
Купава потянулась к повязке на бедре. Илар отодвинул ногу, не обращая внимания на боль.
– Давай я лучше сам.
Купава слегка нахмурилась, но тут же хитро усмехнулась:
– Чего уж тут стесняться? Ты думаешь, кто тебя перевязывал?
– Местная знахарка? – буркнул Илар.
– Не угадал. Староста впустил нас, но сказал никому не говорить, что мы тут – иначе вся деревня соберётся поглазеть на чужаков, и кто-то точно растрезвонит до Сонных Топей. Вошёл в наше положение. – Купава хмыкнула. – Так что давай, развязывай. Пора промыть отваром.
Она кивнула на пучки трав и небольшую чарку, которую Илар не сразу заметил. Он замялся.
– Всё-таки лучше я сам. Да и вообще чего тут разлёживаться? Сидеть могу, до телеги дойду. Поехали.
Купава всплеснула руками.
– Шустрый какой! Себя видел? В могилу краше кладут. Нет уж, с таким я никуда не поеду, лучше прятаться в чужой бане. Отлежишься ещё денёк, а там посмотрим.
Илар в душе был с ней согласен: всё-таки и нога, и рука чувствовали себя неважно, а в пути и в сырости точно быстро снова разболятся. Он размотал повязку, которая успела прилипнуть к коже. Края раны были воспалены, но в целом всё выглядело не так уж плохо. Купава подала чарку с отваром и пучок мягкого сена. Илар промыл рану, вновь обвязал бедро чистым отрезом ткани и взялся за вторую рану, на руке. Тут всё было иначе.
Рана походила на ожог – вокруг расплывались тёмные пятна, вроде кровоподтёков. Кожа горела, и прикасаться было больно даже к плечу.
– Выглядит неважно, – скривилась Купава. – Позвать знахаря?
– Староста тебя за это не похвалит. Не нужно никаких знахарей. Сразу поймёт, что тут замешаны чародеи. Плесни-ка.
Он стиснул зубы, чтобы не зашипеть, когда отвар вылился на разгорячённую кожу. Ничего. Потерпит. Отсидеться бы тут хоть пару деньков, молясь Покровителям, чтоб не нашли, – а там и двигаться в путь дальше.
Холод – и больше ничего. Мавна закричала бы, если могла, открыла рот, и туда хлынула ледяная вода с запахом земли и тины. Ноги и руки сводило от холода, сердце колотилось как обезумевшее. Ничего не было видно, кругом сомкнулась кромешная темнота. Мыслей тоже не было – только ужас.
Она барахталась в черноте, молотила пустоту руками и ногами. Воздуха не хватало, вдохнуть не получалось, в лёгкие будто впились тысячи иголок.
Её тянуло вниз. Одежда намокла, в обувь налилась вода, волосы вздыбились тяжёлыми прядями и опутывали лицо и шею, как гадюки. В груди совсем не осталось воздуха, только холодная вонючая жижа, кровь стучала в висках так гулко, будто голова была готова лопнуть.
Тело отяжелело, сил больше не осталось. Мавна замерла и пошла на дно. Она опускалась так долго, будто никакого дна не было вовсе, но когда ноги коснулись чего-то твёрдого, перед глазами вдруг вспыхнул свет.