Скырба святого с красной веревкой. Пузырь Мира и не'Мира

Хотя каждый раз, когда Т покидал свою комнату, проникая все глубже и глубже в сердце этого чудно´го и чуждого храма, он видел что-то доселе неведомое, трудное для понимания, одна вещь оставалась неизменной: комнаты и коридоры были полны птиц всех видов – маленьких, с перьями весьма ярких цветов; больших и неуклюжих, серых, едва различимых в пепельно-сумеречных альковах; с короткими крыльями, от чьих взмахов в полете воздух окрашивался в разные цвета, и с огромными, которые, будучи распростертыми, заслоняли сразу по десятку свечей, озаряющих коридоры; с глазками маленькими, словно черные бусины, во тьме отражающие невесть откуда взявшийся свет, и большими – будто с несколькими радужками, вложенными друг в друга, с накатывающими волнами всевозможных цветов; и эти очи впивались в каждого, кто шел мимо, вынуждая его замереть столбом. И птичье пение – пронзительный щебет, короткие и резкие трели, долгие рулады или басовитое уханье – для Т все это звучало, как церковный колокол.

* * *

Пришел день, когда святому разрешили выйти из храма, поскольку мышцы его ног под заемной кожей достаточно окрепли, а в руках появилась сила, которой хватало, чтобы опираться на костыль из ясеня. Он чувствовал, что ученики следуют по пятам, а прохладный ветерок от биения крыльев ласкал его безволосую голову. Лица в отверстиях в каменной стене улыбнулись, когда Та сделал первый шаг за пределы храма. Он подумал, что находится в знакомом краю, может даже в Лысой Долине, какой она осталась в его болезненных воспоминаниях: повсюду виднелись обломки камней, похожие на гнилые зубы, сухие кусты; небо как будто давило сильней, чем подсказывала святому память. Но журчание по-прежнему скрытой воды напоминало об увиденном на протяжении последних месяцев, и Та, окинув взглядом окружающую пустошь, никак не мог взять в толк, откуда ученики брали свечи, а также молоко и мед, которые давали ему, чтобы вылечить, чтобы он исцелился. Желая вернуться и поговорить с ними, узнать, как им удавалось содержать в полном порядке храм посреди такого безграничного запустения, он увидел, что остался наедине с юношей в серых одеждах, а храм исчез без следа. Теми остатками духа, что в нем еще были, Та попытался хоть что-то понять, но это было невозможно. Храм пропал… Длинные залы, переплетающиеся друг с другом, птицы, холодный и влажный камень; все исчезло. Только вода, по-прежнему незримая, напоминала о жизни, которую он вел до сих пор, и Та испугался, что все это могло быть лишь бредом его вполовину усеченного ума. Он подошел, опираясь на клюку, словно молодой старик, и протянул руку, думая, что она пройдет сквозь тело ученика – ведь тот, определенно, и сам был всего лишь призраком опустошенного духа. Но пальцы уткнулись в ребра парнишки, который улыбнулся, демонстрируя чуть кривые, испорченные зубы. Так или иначе, он был способен на улыбку, полную тепла и любви.

– Не бойся, – сказал парнишка. – Делай как я.

И он отдалился от святого, на мгновение оставив того в одиночестве посреди пустыни. Ученик взобрался на большой осколок камня, ступая босыми ногами по его ужасно острому гребню, и уставился на скалу впереди. Та увидел, как его голова поворачивается чуть налево, чуть направо, а потом, найдя хорошую позицию, ученик на несколько секунд замер, улыбаясь и нацелив взгляд на что-то рядом со скалой, как будто пытаясь, с прищуренными глазами и лбом, изборожденным десятком морщин, что-то запомнить. Когда он спустился с камня, острого, как лезвие топора, святой увидел оставшиеся на гребне кровавые отпечатки подошв. Он проследил за учеником взглядом, пока тот не скрылся из вида за скалой. Та с трудом обошел ее и, увидев, что ученик его там вовсе не ждет, мысленно задался вопросом, что же это за игра такая, и почувствовал себя ужасно одиноким и испуганным. Дрожа и страдая от боли, вызванной спешкой, Та вернулся к камню с заостренным гребнем и, опираясь на костыль, превозмогая боль, сумел босиком забраться на него. Чем выше он поднимался, тем сильнее каменное острие впивалось в плотную кожу подошв. Потекла кровь. Святой со стоном повторил движения ученика – повертел головой так и этак, прищурился и поискал что-нибудь за скалой впереди, а потом внезапно увидел то, что было до сих пор скрыто от его взгляда. Если он смотрел на скалу под определенным – очень точным – углом, то она как будто раздваивалась, образуя проход, когда свет проникал между двумя вершинами. Прищурив глаза еще сильнее, еще немного – самую малость – наклонившись, он увидел, как проход оканчивается вратами, за которыми и виднеется храм, откуда святой вышел не более часа назад. Он в испуге попятился и вытаращил глаза в направлении скалы, но, покинув нужную позицию, увидел, как храм скрылся от его взора.