Она стала собирать посылки для Фёдора. Оставшиеся деньги отложила на поездку к сыну. Мало ли куда его отправят. Так и осталась Люба у Маши. Права была подруга. Стало ей среди людей спокойней. И сердце не так болело по ночам. Только тоска по родному существу заедала ночами. Хотелось повернуть время вспять и вернуть сына в детство. Расчёсывать его непослушные кудри, смотреть как он, нагулявшись, набегавшись по сельским улицам, быстро ест. Почувствовать теплоту детских ладошек.
Часто во сне к ней приходила Таня. Она успокаивала Любу.
— Всё будет у тебя хорошо, — говорила она и растворялась в цветущем вишнёвом саду.
Люба так и не могла понять, почему она ей всегда снится в вишнёвом, а не в каком другом саду. Красивая в белой развивающейся накидке на голове, она всегда улыбалась Любе. И тогда ей становилось легче. Она шла в церковь, ставила свечи и молилась за Таню. Не забывала и за свекровь, мужа.
— Бог им судья, думала Люба, — заполняя поминальные записки.
Не нравилось Любе жить в городе. Городок хотя и небольшой, но не село. Всё не своё, всё чужое. Люба твёрдо решила, полгода отработает, как обещала Маше, съездит к сыну на свидание, потом к себе в село поедет. В доме надо жить. Свой дом, что живой организм. Не будет в нём живых людей, пропадёт. И хотя Люба не раз проклинала в сердцах эти стены, но за столько лет привыкла к ним.
— Приеду, затею ремонт. Потихоньку наведу везде порядок, обновлю всё. А там жизнь покажет. Может Федька посидит, и правда ума наберётся. Вернётся, женится. Буду с внуками нянчиться.
А пока ходила она на работу, как на каторгу. Не её это дело торговля. Но деньги кучкой собирались. Люба купила два больших полосатых баула и потихоньку складывала в них то, что в письмах просил привезти сын. А привезти просил он много. Советовал самой не приезжать, чтобы зря деньги на дорогу не тратить, а лучше выслать ему посылки. Писал, мне мол, обживаться здесь надо. Не месяц и не год сидеть придётся. А в хозяйстве всё пригодится. Да, ещё просил больше сигарет присылать, да таких, что подороже.
— Здесь они, да чай хороший, что на воле валюта.
Но как же так, не повидаться? Не встретиться? Не объясниться после всего, что произошло? Сердце материнское разрывается на части, а он — не тащись зря. Вот и Маша говорит, если не хочет, и не трать последнее здоровье на такую дальнюю дорогу.
— Нет, — думала Люба, — поеду, а вдруг другого раза не получится. Сердце совсем никакое. Поеду, — твёрдо решила она.
Время пролетело быстро. Баулы давно стояли полными, правильно уложенными. Вроде ничего не забыла. Всё по списку покупала. Денег не жалела. Кое-что Маша передала крестнику. Деньги Люба на дорогу отложила. Остальные спрятала, они в колонии возможно пригодятся. Федя написал, чтобы взяла денег, там у них на счёт можно положить. Да, говорит, в тюрьме без денег тяжело. Билеты заказали сразу туда и обратно. Всё рассчитали с Машей. Сколько дней дорога, там три дня с сыном побыть. Должно всё получиться хорошо.
А дорога и впрямь дальняя. Сначала надо до Москвы добраться. Поехали поездом, благо станция не далеко, до Москвы вместе с Машей.
Первый раз Люба уезжала так далеко. Не удалось ей раньше бывать в Москве и обилие разношёрстного народа на привокзальной площади обескуражило её. На вокзальной площади стоял гул. Потом она поняла, что этот гул идёт от продающих и что-то покупающих людей. Они с Машей шли к переходу на другой вокзал через многоликую толпу и вдруг площадь резко опустела. От неожиданности Люба остановилась и посмотрела вокруг. Люди что-то до этого продающие моментально исчезли. Наступила относительная тишина, да такая, что стало слышно диктора, передающего отправления поездов. Ничто не говорило о том, что только секунду назад здесь была самая настоящая «толкучка», где продавали и покупали всё. От хлеба и пирожков до сапог.
— Видала, как ментов боятся? Разбежались, как мышки по норам. Патруль пройдёт, опять столпотворение будет.
Машу, которая шла впереди Любы, остановил милицейский патруль. Один из милиционеров обратился к ней, а его напарник подошёл к двум девушкам, которые доедали горячие пирожки, стоя рядом с павильоном, где их жарили.
— Ваши документы, — обратился патрульный к Маше, и пока она рылась в сумочке, доставая паспорт и, объясняя ему, что провожает подругу, Люба с любопытством смотрела на второго милиционера, который проверял документы у симпатичных девчонок с пирожками.
— Девушка, предъявите ваши документы! — обратился он к одной из них.
— Ой, я паспорт дома забыла! — ответила та, держа в одной руке откусанный пирожок, а другой, копаясь в модной большой сумке.
— Проверьте мой паспорт, мы сестры. Видите, как мы похожи? — подала голос её спутница.
— Не надо твой паспорт, у тебя другая фамилия, сейчас я достану, у меня есть… — девушка подняла голову от своей сумки и с гордым видом достала из неё сберегательную книжку, — возьмите. Вот видите документ.
— Что я должен видеть? — ответил удивлённый милиционер.
— Как что? Видите? Сберегательная книжка! Документ!