Слабакам не место рядом (СИ)

Память не сохранила эту ночь полностью, всё запомнилось только фрагментарными кусочками. Вой чужих волков и оглушительные звуки выстрелов. Красные лужи и брызги на стенах комнаты. Запах смерти от неподвижного оборотня с дырой в голове. Пистолет, как в рапидной съёмке выбитый из рук омеги и отлетающий к выломанному окну. Второй альфа, сжимающий шею вырывающегося Лиса. Звук капающей крови. Клочки волчьей шерсти и сломанная мебель. Мягкий, чмокающий звук погружения когтей в живот омеги. Удивленный взгляд, будто не способный поверить, что такое может произойти. Довольный оскал чужака. Неловкое, медленное падение. Темные волосы на контрасте со светлым полом. Акварельные потеки на одежде от раны. И хруст позвонков сворачиваемой шеи второго оборотня в руках самого Дина…

Дин не успел. Но убил бы и второй раз, если бы это могло помочь. Скуля и умирая от страха, он подполз к тяжело дышащему Лису.

— Дин…

— Лис? Лисенок!

— Прости… меня…

— Даже не смей умирать!

— Я… подумаю… — он неловко протянул руку, желая коснуться лица, будто прощаясь. Дин поймал её и уткнулся носом в запястье, нежное, пахнущее порохом, кровью и чем-то неизведанным, горько-сладким, у самых вен. Самый лучший запах на свете. Запах Пары. Дин неверяще распахнул глаза, вглядываясь в неподвижное бледное лицо, вдыхая еще раз, и еще, и еще. Этого же… не может быть!

Он не помнил, как влетевший в дом Юра тормошил за плечо и почти насильно тащил в машину, не помнил, как они добрались до ближайшей больницы, не помнил лица доктора, лепетавшего о большой кровопотере, не помнил, как грязная одежда Лиса сменилась больничной робой, не помнил, как его везли в палату и суетились медбратья, не помнил, как орал на кого-то про «первую положительную», не помнил канюлей в собственных венах. Осталось только чувство холодного, липкого страха, непоправимости, необходимости спасти любой ценой. И ужасный звук кардиомонитора в ушах.

Сознание мутилось, и, как в детском калейдоскопе, разбегалось картинками последних недель. Оглушенный событиями и чувствами Дин не был способен реагировать на что-либо еще. Любовь, страх, гнев, нежность, беспомощность, страсть, надежда — перемешались, навалились, перекореживая всё внутри, мешая вдохнуть. В себя он вернулся очень резко: моргнул — и очнулся от сверлящих взглядов близнецов Бернацких. И выражение их лиц было чересчур знакомым, чтобы списать на простое совпадение: Лис выглядел точно так же, когда злился. И почему раньше это не бросалось в глаза? Теперь, зная, что Родослав ему не соперник, их внешнее сходство — манеры, запахи — стало очевидным. Дин тряхнул головой и огляделся: коридор между палатами. Точно, он же сам настоял, чтобы как можно быстрее сказали о состоянии его… его омеги.

Альфа вдохнул ртом, мужественно готовясь к неизбежной расплате; у близнецов причин сердиться — выше крыши. Братья еще какое-то время молчали, будто пытаясь взглядом найти все ответы, а потом заговорили, одновременно и в такой знакомой манере, не дожидаясь ответов:

— Только не говори, что он не выжил…

— Только не говори, что ты был донором…

— Только не говори, что не было другого выхода…

— Только не говори, что образовалась Связь…

— Только не го…

— Да бесполезно, Яр! И так видно, что он понимает, что наделал, — Род, нервно потряс головой. — Я пойду, отнесу его медкарту, вдруг поможет как-то.

За ним вышел и притихший Юра, всё это время не отрывавший обеспокоенного взгляда от своего вожака и близнецов.

Дин молчал, прислонившись к окну, и молча провожая альф. Сказанное даже не ругань: просто любые их слова имеют налет бесполезности. Да, он навеки приковал себя к омеге, на которого не имел никакого права. И сделал бы это столько раз, сколько потребуется. Потому что это ОН, потому что именно без него жизнь вообще не имеет смысла. И что-то внутри сжималось, вопя, что перед ним сейчас стоит не тот человек, которому надо объяснять раздираемые его чувства.

Ярослав подошел к угрюмому, вымотанному ожиданием Дину, молча вытащил из бумажника и положил на подоконник потертую фотографию. Счастливая семья: улыбчивый омега обнимает радостных старших мальчишек, статный альфа-отец с такими же, как у Лиса, темными глазами, и на коленях — маленький Лисенок. Совершенно счастливый, непохожий ни на одну из своих копий во всех мирах, маленькое солнышко, которого почти не осталось в теперешнем несчастном Лисе.