Нам приносят горячее ароматное мясо, и мы, увлеченные разговором об армии, уплетаем его за обе щеки. На это время Артём, кажется, напрочь забывает о неурядицах в личной жизни и полностью погружается в события прошедшего года. А ему ведь и впрямь есть, что вспомнить! Слушаю друга и понимаю, служба — это не только суровые будни. Там и веселых моментов случается немало.
Расплатившись по счету, мы выходим из-за стола и вновь устремляемся на улицу. Солнце окончательно скрылось за горизонтом, и в воздухе висят густые сумерки.
— Какие планы? — интересуюсь я, искоса поглядывая на друга.
На нем темное стильное пальто, полы которого развеваются на ночном ветру, словно рыцарский плащ.
— Домой пойду, — безразлично пожимает плечами.
Сейчас он опять кажется мне подавленным. Нет, в столь трудную минуту его нельзя оставлять одного.
— А, может, лучше ко мне?
Артём поворачивает голову и проходится по мне насмешливым взглядом.
— Спасибо за приглашение, Вась. Но вряд ли твои предки обрадуются такому позднему гостю.
— Их сегодня нет дома, — бросаю небрежно, а затем и вовсе подхватываю его под руку. — Можем просто посидеть, посмотреть телек… Как в старые добрые времена, помнишь? У меня и попкорн есть.
Я очень надеюсь, что Тема согласится. Потому что, несмотря на доводы рассудка, все равно чувствую себя немного виноватой перед ним.
— Ну погнали, — отвечает он, поплотнее запахивая пальто. — Только чур — фильм выбираю я.
***
— Блин, как тут все изменилось, — медленно тянет Соколов, прохаживаясь по моей комнате. — Где плюшевые звери? Где мотивационные стикеры, гласящие о том, что ты самая умная, успешная и здоровая?
Я чувствую, что он пытается меня подколоть, но делаю вид, что не замечаю этого. Друг может сколько угодно смеяться на моими стикерами, но в свое время они мне действительно помогли. Самовнушение — штука мощная.
— Аффирмации переехали ко мне в голову, — поясняю я. — Теперь я просто повторяю их вслух по утрам.
— Ну а игрушки? Они-то чем помешали? — не унимается он.
— Я выросла, Соколов. И уже не играю в игрушки.
Повисает пауза.
Наверное, моя фраза прозвучала слишком резко и многозначительно. Даже Артём это почувствовал: замер и таращится на меня в каком-то немом напряжении.
— Зато подвеска, которую ты мне дарил на совершеннолетие, на месте, — дабы сгладить образовавшуюся неловкость, подхожу к шкатулке с украшениями и извлекаю из нее серебряного единорога. — Вот, смотри.
— Носишь? — интересуется Артём, проводя пальцами по металлу.
— Да, время от времени.
— Надень сейчас, — просит с обворожительной улыбкой на губах. — Мне будет приятно.
— Эм… Ну ладно.
Его просьба немного неожиданна, но я не вижу смысла отказывать.
— Давай я помогу застегнуть.
Соколов шагает ко мне, и я послушно поворачиваюсь к нему спиной. Оголяя шею, убираю волосы и отчего-то натягиваюсь дрожащей струной.
Близость Соколова по обыкновению пьянит. Вызывает легкие сбои в работе мозга и сердечно-сосудистой системы. Я чувствую его дыхание на своем затылке, ощущаю нечаянные прикосновения его рук… И в горле вдруг становится сухо-пресухо.
Почему я волнуюсь? Ведь он просто помогает застегнуть мне подвеску. В этом жесте нет никакой эротики, никакого сексуального подтекста, но я все равно чувствую противоестественное томление, которое медленно утекает от пупка вниз.
— Готово, — выдыхает Артём, и я тотчас спешу отстраниться.
Мне стыдно за собственные совершенно неуместные и в корне неправильные эмоции. Я ведь обещала себе, что не буду питать иллюзий. Обещала же! Так почему, стоит мне очутиться с Соколовым наедине, как я опять начинаю таять, будто горящая восковая свеча? Это мое безвольное тело виновато? Или у Артёма просто слишком соблазнительные феромоны?
— Спасибо, — лепечу я, старательно изображая непринужденность. — Ну что, какой фильм смотреть будем?
Принимаюсь шуршать в поисках пульта, когда Соколов вдруг произносит:
— Вась, скажи, а что ты почувствовала, когда увидела Серегу с Дианой? О чем подумала?
Его вопрос ставит меня в тупик. После коротких раздумий оборачиваюсь к другу, который буравит меня пытливым взглядом, и неуверенно отвечаю:
— Мне было больно и неприятно. Будто в душу плюнули.
— А у тебя не мелькнула мысль, что я заслужил такой расклад? Что это вроде как справедливо?
Я удивленно расширяю глаза, но Соколов, судя по всему, не шутит. Его лицо как никогда серьезно.
— Нет, что ты… Ничего такого я не думала. Да и как измена может быть справедливой? — отвечаю сбивчиво. — Ты ведь… Ты же не изменял Диане?
— Но я целовался с тобой. На рейве, помнишь?
— Да, но… Это был импульс. И поцелуй инициировала я.
— А это имеет значение? — интересуется мрачно.
— Наверное, нет… Хотя… Черт, не знаю.
Я теряюсь. Весь этот разговор… Он слишком сложный, слишком запутанный. К чему Артём ведет? Что хочет от меня услышать? Я правда не понимаю.
— Люди такие лицемеры, не находишь? — он устало опускается на мою кровать. — Когда обижаем мы, то всегда находим оправдание своим поступкам. Когда обижают нас, мы во все горло вопим, что оправдать такое невозможно.
— О чем ты, Тём? — присаживаюсь рядом с ним.