Слабое утешение

– Располагайся, – произнес мужчина, закуривая и глубоко затягиваясь. – Не стой на пороге, – добавил он.

Гейб не сдвинулся с места.

– Присядь. На кровать. Вот сюда.

Ноги у Гейба отяжелели, но он все же присел на кровать, как было велено, и стал смотреть, как мужчина возится с завязкой на трениках.

– Тебе что нравится? – спросил мужик.

– Не знаю, – ответил Гейб.

– Наверняка есть что-нибудь, – сказал мистер Роджерс, приближаясь. Бросил и затоптал окурок. – Я хочу услышать, как ты рассказываешь, что тебе нравится. Ладно? Бейсбол любишь?

– Да.

– Мороженое?

Гейб кивнул.

– Девочек с большими сиськами?

Гейб снова кивнул, но мистер Роджерс неодобрительно цокнул языком.

– Ты должен сказать.

– Ладно.

– Говори.

Гейб сделал вдох.

– Мне нравятся девчонки с большими сиськами. – Это была правда. У него встал просто оттого, что он сказал это.

– И влажные киски?

– И влажные киски. – Это тоже была правда.

– Что тебе еще нравится? Только ты сам скажи, ладно? Говори честно, даже если мне придется подсказывать.

Мистер Роджерс откупорил желтый пузырек и резко вдохнул его содержимое. В комнате запахло старыми носками. Мистер Роджерс погладил Гейба по голове, а когда тот попытался отстраниться, схватил его волосы. Зубами откупорил второй пузырек и сунул его Гейбу под нос.

– Вдохни, – велел он. – Пригодится. Это помогает.

Гейб топал по мостовой, а со лба у него катил пот, хотя на улице и стоял мороз. Он должен был быть сильнее. Он должен был дать отпор или сбежать, но ведь пока не началось, пока он говорил, как хотел мистер Роджерс, – лишь бы это скорее закончилось, – он и не понимал, что вообще творится. Да и куда бы он сбежал, где бы спрятался? Снаружи его дожидался Бобби. Когда Гейб вышел, тот повез его в плимутский супермаркет, где они стащили дюжину шоколадок.

На заплетающихся ногах Гейб вернулся домой и сразу же заперся у себя. Включил ноутбук и, позакрывав гневные сообщения в чате, стал искать новости об убийстве в Холдернессе. Ему сразу же попалась статья о трупе, найденном у озера. Гейб перечитал ее десять раз, а после очистил историю браузера.

Удалил он и фотографию Эстер, хотя каждый пиксель изображения отпечатался в его памяти. Сэму ничего знать не надо.

«Не такой уж и плохой», – напомнил себе Гейб, чтобы поскорее забыть про мотель. Забыть мистера Роджерса и тех, кто был после. Вот что сказала про него Эстер. Если это правда, то остальное уже не важно.

«Не такой уж и плохой!»

Это ведь здорово!

Глава 12

Эстер вовсе не планировала рассказывать Гейбу, что видела Лайлу, что знает его имя или что она ездила в Нью-Гэмпшир, где в нее стреляли. Слова сами сорвались с губ, когда она увидела, что он следит за ней. У нее самой выдалось трудное детство. Одинокое. О нем она не любила рассказывать. Эстер росла в маленьком городке на южном побережье Массачусетса, где жила с матерью, которая едва могла встать с кровати. Эстер в то время часто задавалась вопросом, хватит ли ей смелости уехать, может ли она жить лучше. Или хотя бы иначе. Отца она в глаза не видела и частенько, возвращаясь домой, заставала мать в темной комнате, на грани между сном и бодрствованием. Она перебивалась объедками, которые удавалось найти, и ходила в школу в рваных грязных обносках, за что сверстники прозвали ее Грязнуля Терсби. В ее детстве не было ни радостей, ни дружелюбных соседей, ни заботливых учителей. Единственным утешением служила местная библиотека, в которой Эстер почти каждый день засиживалась до закрытия, забившись в кабинку и читая все подряд в надежде остаться тут и не возвращаться домой. То были годы упорной и тяжелой работы, когда она сосредотачивалась на том, что было под силу, – вроде успешной учебы и планов побега.

Эстер удалось получить стипендию в колледже Уэллсли. Она помнила, как села с вещмешком в автобус и поехала в Бостон, а где-то в промежутке между прошлым и будущим осознала, что теперь она одна в целом мире. Голова пошла кругом. Приехав в кампус, Эстер увидела, как отцы других первокурсников помогают им выгружать вещи из внедорожников. Тем же вечером новые студенты сели в круг со своим куратором и стали рассказывать о себе: откуда они родом и чем планируют заниматься. Когда пришла очередь Эстер, она поняла, что ей представился единственный шанс в жизни стать кем и чем она только захочет. Другим девочкам родители звонили по телефону в общежитии, навещали их по родительским выходным и платили им за учебу, а вот Эстер никому ничего не была должна. Зачем кому-то знать о ее прошлом, правду о ней?

– Мои родители кадровые военные, – сказала она кругу. – Я росла по всему миру, а сейчас предки в Греции. – Ей самой эти слова сразу же показались правдой. – В этом году мы их вряд ли увидим.

– А ты сама их навестишь? – спросил куратор.

– Очень надеюсь! – ответила Эстер, демонстративно скрестив пальцы.

Правду она скрывала ото всех, кроме Дафны. Она придумала себе новую личность, совсем как Сэм и Гейб. И совсем как они, Эстер понимала, как важно оберегать свою тайну.

– Кто это был? – спросила Прачи.