Слабое утешение

Она бы съела на завтрак пиццу и в семьдесят седьмой раз посмотрела «Кошек». Отыскала бы Дафну, лишь бы только сказать: «Поступай как знаешь, будь кем захочешь, бери времени сколько надо, хоть до конца жизни, но мы все равно останемся подругами, и я не перестану любить тебя, я знаю, что ты мне веришь. Кейт пусть остается со мной, или с нами, она все равно вырастет чудесным человеком».

Захотелось отлить, и Эстер не стала сдерживаться. По ногами потекло, впитываясь в штанины пижамы, и Эстер испытала благодарность за мимолетное тепло.

Она еще переоденется. Растопит руки и ноги над открытым огнем. Станет здороваться с соседями и заведет новых друзей. Будет выпивать с ними.

Навестит мать.

Возможно.

Эстер побежала к холмам, к дому Лайлы. Миновала чью-то нерасчищенную подъездную дорожку, которая вела к дому: огни в окнах не горели, дым из трубы не валил, и машин во дворе не стояло. Легкие горели. Руки болтались плетьми, а ноги будто растянулись до немыслимой длины. Крохотный домик показался за поворотом, освещенный выглянувшей из-за туч луной. Из трубы валил дым. Желудок издал звук, больше похожий не на урчание, а на жалобный стон оголодавшей собаки. Эстер сейчас навернула бы офигенно большой сэндвич с пастрами, самый большой, какой она видела. С горчицей. И еще гору картошки фри.

Эстер остановилась и нырнула в деревья. Прокралась вперед. Увидела машину Сэма.

Прислушалась.

Из дома Лайлы доносился только одинокий собачий скулеж. Ветер приподнял с земли свежий снег и нежно нес его над землей. Эстер услышала собственное тяжелое дыхание, ощутила, как под кожу проникает холод.

Она подкралась к машине сзади и заглянула внутрь.

Пусто.

Дернула за ручку двери, и та открылась. В салоне маяком во тьме зажегся свет. Эстер забралась на заднее сиденье и захлопнула дверь, чтобы скрыться от ветра. Поискала ключи – сперва в бардачке, потом на приборной панели и, вернувшись наружу, за колесами. Наконец вслепую пошарила под сиденьями. Наткнулась на что-то мягкое. Вытащила.

Мартышка. Мартышка Кейт.

Паника, которую Эстер сдерживала со вчерашнего дня, наконец поднялась волной, вырываясь наружу в немом крике ужаса.

Кейт здесь. В этом доме. С Сэмом.

Глава 28

Метель закончилась, но с неба падал легкий снежок, как бы отмечая конец бури. Гейб слышал, как ритмично хрустел снег под ногами убегающей Эстер, и теперь лежал, вслушиваясь… во что? Он знал, что Эстер уже не вернется, но по-прежнему надеялся, что она передумает. Предпочтет его. Надеялся, что Сэм тоже придет. Тогда они сядут в машину и уедут, умчатся за горизонт навстречу несбывшейся мечте. Правда, в конце концов придется выбирать между Эстер и Сэмом.

Гейб встал и спустился по ступенькам к озеру, прошел через наносы снега к тому месту, с которого много лет назад смотрел, как Сэм и Лайла купаются в озере. Это было словно вчера. Гейб подумал: что там с Лайлой? Она ведь так близко. Смог бы он спасти ее, даже несмотря на то, что она не захотела спасать его?

Гейб развернулся к берегу, к темной полосе нависающих над водой деревьев, к хижине, в дверях которой мерцали отблески последних углей в очаге. Он надеялся, что, когда приедет полиция, с ними будет детектив Уайт. Анджела Уайт. Энджи. Может, она, сверкая белыми зубами, с наручниками наготове, выйдет к нему на лед, сыграет в доброго и злого полицейского, зачитает ему права. К тому времени она, уж конечно, найдет палец в коробке с заначкой или хотя бы бутылку пива с его отпечатками. Энджи, наверное, будет зла из-за того, что подстрелили ветерана-инвалида, может быть, у нее даже неприятности из-за этого. Но поимка серийного убийцы хоть сколько-нибудь да окупит это.

Гейб сделал все, ради чего приехал сюда. Оставил цепочку улик, которые однозначно укажут полиции на него. Изо всех сил постарался дать Сэму последний шанс, шанс, которого тот заслуживал, как бы он им ни распорядился. А еще Гейб пощадил Эстер.

Он лег и сделал снежного ангела. Его красная парка становилась темнее в этой бескрайней белизне. В небе разошлись облака и показалась луна. Гейб вообразил идеальную ночь, с такой же вот луной, когда вода плещется у ног, дети качаются на тарзанке, а рядом – любимый человек. Гейб вообразил себя счастливым.

Он вспоминал, как прислушивался к звукам на озере: к легкому ветерку в кронах деревьев, стуку, с которым насекомые бились в москитку, далеким крикам койота. И все же здесь, на замерзшем озере, отсутствие шума – ни машин, ни телефонов, ни людей – поражало. Поражала и тишина посреди сплошной белизны, и то, как мирно падают снежинки. Гейб слышал лишь собственное дыхание. Тяжелое, натужное дыхание. И снег, миллионы снежинок, каждая из которых касалась земли с еле слышным шуршанием, падала ему на волосы, на нос. По лицу стекала талая вода. Было так хорошо сделать выбор, хоть раз стать хозяином жизни.

Гейб встал и пошел к берегу. Оставалось последнее дело.

Все пять желтых собак Лайлы принялись возбужденно носиться вокруг Эстер. Самая крупная из них взвыла.

– Тш-шш, – шепнула Эстер, радуясь теплу их дыхания.