Слабое звено (СИ)

— Нет, из-за того, что мне уже надоело постоянно переживать за собственную судьбу и судьбу этой экспедиции. Мне хочется немного определенности, и я уже уверилась в том, что ничего хорошего мне ждать не следует… — она запнулась, глядя на его понимающее выражение лица, сквозь трещины которого проблескивали немые вопросы, — Ладно, это все мои тараканы, и я еще раз прошу за них прощения.

— Но теперь ты обещаешь больше не срываться?

— Нет, теперь я просто слишком устала от всего этого.

— Если хочешь, я помогу тебе с приготовлениями, а затем уложу тебя в холодильник.

— Нет, — мотнула она головой и с неохотой бросила взгляд на наполовину наполненный мешок, — Я не хочу в холодильник. Я даже словами не могу выразить, насколько я не хочу в холодильник.

— Рано или поздно тебе придется лечь в холодильник.

— Лучше поздно, чем рано, — она вновь пристально посмотрела ему в глаза, словно пытаясь загипнотизировать, — Ты позволишь мне пожить без заморозки еще какое-то время?

— А в чем смысл? — спросил он, не поддавшись гипнозу, — Что ты будешь делать это время? Бродить по своему кораблю привидением и время от времени ухаживать за грядками?

— Дай мне работу, — попросила она почти умоляющим голосом, — Пожалуйста.

— О, я могу дать тебе много работы, — усмехнулся он, — Столько, что на полжизни хватит.

— Если это та работа, о которой я думаю, то члены вашего кружка сразу меня скрутят и насильно уложат в холодильник.

— А ты сама у них спроси, — указал он носом на дверь, — Только на этот раз повежливее.

В его доброжелательности было что-то такое, что могло заставить человека и гордости на горло наступить, и прощения попросить, и в костер шагнуть. Если улыбкой и пистолетом можно добиться большего, чем просто улыбкой, то его рот был метафорически вооружен до зубов.

Если слово «прости» входит в список из десяти наиболее часто употребляемых человеком слов, то это говорит не о его воспитанности, а скорее о его в корне неправильном образе жизни, при котором этот человек не способен прийти в согласие с самим собой. Человек, который способен обидеть своего коллегу и не извиниться, как правило самодостаточнее человека, который все же просит прощения за свой длинный язык, что ничуть не ставит ни того, ни другого превыше человека, который просто не опускается до излишних оскорблений, о чем очень подробно было расписано в космическом кодексе поведения. Пока Ирма читала перед сидящей за столом оскорбленной публикой вымученную речь, она корнем языка прочувствовала, что слово «прости» слетает с него легко и незаметно, словно она всю жизнь перед кем-то извинялась, что совсем не далеко от истины. Карлсон улыбался ей суфлером, давая понять, что она выбрала правильные слова, и сделал строгое лицо, когда слова у нее в глотке внезапно слились в фразу «ваш дурацкий кружок», вынудив ее еще раз притупить свой острый язык твердо произнесенным словом, обозначающим раскаяние.

Она извинялась так много раз, что уже утратила всякое понимание того, зачем люди вообще извиняются. Слова извинения говорили о том, что виновный признал свою вину, но проблема состояла в том, что вины это не отменяло, и раскаявшийся человек все равно не встанет в один ряд с человеком, которому раскаиваться не в чем. Как, к примеру, с Карлсоном, который продолжал оценивающе ее слушать и едва заметно кивать, подсказывая ей правильный такт, словно ребенку.

Когда она закончила, набрав свежего воздуха в свои легкие, Бьорн лишь хмыкнул, скрестив руки на груди, и спросил:

— А вы можете перестать показательно самобичеваться и сказать хоть что-то в свое оправдание?

— Моему поведению нет оправдания, — отчеканила Ирма.

— Рад это слышать, — поднялся Бьорн из-за стола, и Ирма с ее плечей свалилось несколько камушков, — Если человек не пытается оправдывать свои ошибки, значит он их полностью осознал.

— И что, мы теперь так просто примем ее в наш «дурацкий кружок»? — недовольно проворчал Эркин, ковыряясь в ухе.

— Не знаю, заметил ты или нет, — без эмоций ответил Бьорн, наполняя свою кружку водой, — но у нас тут не клуб задранных носов, а кружок отчаянных отщепенцев. По-моему мы в данный момент достаточно отчаянные, чтобы не отвергать любую предложенную помощь.

— То есть вы меня прощаете? — спросила Ирма, и четыре голоса слились в нескладный хор сразу обоих вариантов ответа, — Понятно… Могу я что-то сделать, чтобы вы сделали вид, что забыли об этом инциденте?

— Откупиться хотите? — съязвил Айвин.

— Мне напомнить вам, что вы все по молодости совершали ошибки? — вступился за нее Карлсон, оглядев своих коллег.

— Давай лучше я напомню тебе, что ты не особо авторитетен по вопросам ошибок молодости, — прозвучал от Айвина не то комплимент, не то обвинение.

— Если я совершу какую-то ошибку, тебе от этого станет комфортнее в моем обществе?

— Не станет, потому что ошибки по расчету за ошибки не считаются.