Слабое звено (СИ)

— Не пугай меня больше так, сестренка, — бросил он и, придя в себя, снова повернулся к ней, нацепив на себя дежурное выражение лица «я все знаю», — Я уж чуть было не подумал, что ты умнее меня.

— Рада, что не заставила тебя разочароваться в себе, — наконец-то дала она волю улыбке.

— А я рад радости твоей, — он указал рукой в экран, — А зачем ты жульничаешь в симуляции? Такой подход ни к чему не приведет.

— А какой подход нас к чему-то приведет?

— Видишь ли, сестренка, когда мы решили…

— Не отвечай, — перебила она его, — Я знаю, что впустую трачу время, так что считай это моим способом развлечься.

— Интересные развлечения, — покачал он головой, — А что именно тебя развлекает: грубое нарушение условий симуляции или то, как ты ставишь меня в глупое положение.

— О, вот теперь, когда ты задал этот вопрос, я не уверена, к какому ответу больше склоняюсь.

— А до того, как я задал этот вопрос?

— Мне просто хотелось получить удачный результат, — кивнула она на экран, — И я его получила. Хотела напомнить самой себе, что он вообще возможен.

— В этом есть смысл. Пожалуй, мне нужно будет взять это на заметку.

— А как развлекаешься ты?

От генетически выведенного в лабораторных условиях идеального космонавта она ожидала любого ответа, но только не…

— Бросаю мяч об стену, — равнодушно бросил он, — Задействует моторику и выветривает лишние мысли из головы.

— Вот именно этим мы сейчас и занимаемся. Бросаем мяч об стену и ждем момента, когда он просто не отскочит.

— Интересная аналогия, но нет, — возразил Карлсон, — Тебе может и могло показаться, что мы испытываем на прочность законы физики, но на самом деле мы испытываем на прочность самого Марвина. Он не какое-то сверхъестественное всезнающее существо, он такое же творение человеческих рук, как и я, и он вполне имел возможность унаследовать ошибки своих создателей.

— И какие же ошибки унаследовал ты?

— О чем ты, я же идеален! — шутливо увернулся он от неудобного вопроса, — Но вот Марвин — это другое дело. Он не просто может унаследовать ошибки, он еще и с железным упрямством будет цепляться за них и до последнего доказывать, что ошибаемся мы, а не он. Машины не умеют признавать ошибок — вот их главная ошибка.

— Тогда нам повезло, что люди умеют признавать свои ошибки. Пусть и не всегда вовремя.

Лучшим отдыхом является смена трудовой деятельности, но поскольку менять трудовую деятельность было категорически не на что, работа казалась столь же бесконечной, сколь и бессмысленной. Монотонный труд подобен стае термитов — он медленно но верно подтачивает человеческую волю до тех пор, пока она не сломается под грузом скопившейся усталости. В конце третьей недели именно это и произошло с Айвином. Однажды он просто проснулся, умылся, позавтракал и объявил, что повесится, если еще раз услышит слова «гравитация», «график», «маневр», «скорость» или «время» в любом контексте и в любых сочетаниях. Бьорн наверняка разочаровался, но учтиво скрыл недовольство и лично помог Айвину погрузиться в криостаз. Осталось четверо негритят, и по логике это событие должно было оказать на них деморализующий эффект, но на практике оказалось чуть-чуть наоборот, и среди «оставшихся в живых» образовалось нечто вроде духа соперничества, а все поиски правильного захода в систему превратились в соревнования на выносливость. Разумеется, это было неприменимо к Карлсону. Он не нуждался стимуле в виде конкуренции, всегда жил немного в своем мире и, что бы ни случилось, он производил впечатление свободного от забот человека. Все прочие же тихо рвали на себе волосы, когда чувство гордости держало их за глотки и требовало занять хоть какое-то место на почетном пьедестале в этой гонке на выбывание.

Более ничего не поменялось. Космос все так же бесконечно пуст, работа все так же угнетающе бесполезна, а вся пища все так же состояла из одного и того же ингредиента. И пока жизнь проходила мимо Ирмы, один человек, желавший последовать ее примеру, все же поднялся на первую палубу Ноль-Девять, зашел в кают-компанию, принеся с собой немного сдержанной учтивости.

— Доброе утро, — поздоровался Эркин, и при помощи высокоточных нанометровых измерительных приборов можно было заметить его легкий кивок головы.

— Доброе, — не менее сдержанно и учтиво ответила Ирма, поднявшись со стула в присутствии гостя, — Вы за результатами?

— Да.

Кто-то всегда приходил за ее трудами, чтобы добавить их к растущему на дрожжах архиву сценариев, безнадежность которых была доказана, заверена и задокументирована. Как обычно, она беззвучно указала рукой на толстую пластиковую папку, лежащую на столе. Как обычно, Эркин подошел к краю стола, делая вид, что в воздухе совсем нет никакого напряжения, поднял папку, открыл ее и начал бегать взглядом по исписанным страницам. Это был не беглый взгляд человека, который просто хотел убедиться, что все на месте, а дотошный и пытливый взор, вылавливающий из изогнутого рукописного текста каждый символ и сверяющий его с тем, что держалось в его голове.

— Все в порядке? — как обычно спросила Ирма.