— Да, — как обычно соврал Эркин, не отвлекаясь от чтения, и перевернул несколько страниц.
Как обычно, после двух минут перелистывания содержимого папки, он развернулся, сухо поблагодарил Ирму, потянулся рукой к дверной панели, и собрался уходить неспешным шагом, не вынимая носа из документов.
— Что вы там смотрите? — застала его Ирма врасплох, нарушив привычный распорядок, и на мгновение Эркин растерялся в чувстве, что все его заготовленные заранее ответы для короткой вынужденной беседы были израсходованы.
— Где? — задал он глупый вопрос и посмотрел на папку в своих руках, — Здесь?
— Да, что вы там смотрите?
— Я смотрю на то, что вы написали, — произнес он фразу явно длиннее, чем хотел.
— Вам не кажется, что это не самое увлекательное чтиво?
— А вы что-то имеете против?
— Нет, просто мне очень любопытно, — Ирма подошла к нему вплотную, стараясь вызвать у него дискомфорт, — почему каждый раз, когда вы сюда приходите, вы пристально изучаете мои записи? Вы что, проверяете мою работу на ошибки?
— Нет, я лишь хотел убедиться, что вы все сделали хорошо.
— То есть вы проверяете мою работу на ошибки, — Ирма сделала шаг в сторону и преградила Эркину выход из кают-компании. Рядом было еще три выхода, но сам жест он понял прекрасно и заранее смирился с мыслью, что без серьезного разговора он никуда не денется.
— Хорошо, будем называть это так, если вам угодно, — сдался он.
— Вы что, не доверяете мне?
— Нет, — мотнул он головой, — С чего вы взяли?
— С того, что вы проверяете мою работу на ошибки, — повторила она в третий раз, постоянно напоминая себе, что надо говорить твердо, но без криков, — Эркин, у вас со мной какие-то проблемы?
— Никаких проблем, — продолжал он уходить от темы, и слова его звучали так же фальшиво, как игра паралитика на скрипке при помощи напильника.
— Вот только не врите мне.
— Мы пообещали друг другу сохранять профессиональные отношения.
— Не вижу ничего профессионального в том, что вы врете мне прямо в лицо, хотя даже будь я слепая на оба глаза, заметила бы, что вы чем-то недовольны. Не знаю, как у вас на Девять-Четыре, а у нас на Ноль-Девять принято говорить правду вместо того, чтобы молчать и копить в себе лишнюю недосказанность, поэтому выговоритесь, и нам обоим сразу полегчает.
— Хорошо, — шумно выдохнул он и нервозно огляделся, словно опасаясь свидетелей, — Я вам не доверяю, понятно? Вам стало легче от того, что я наконец-то сказал это вслух?
— Нет. Но вы продолжайте. От чего вы мне не доверяете? Кто-то сказал вам про меня что-то плохое?
— Вы сами все сказали за других.
— А, так вы все еще держите обиду на меня за тот случай?
— Вот только не надо держать меня за дитя малое, — сердито отвернулся Эркин, словно спасая свое лицо от назойливой мухи, — Я ничуть и не держал на вас обиду. Но… не знаю, как объяснить это понятными вам словами, но меня с тех пор преследует гаденькое чувство, что в вас кроется какой-то подвох. Каждый раз видя ваше лицо я все жду, что произойдет что-то такое, что в лучшем случае испортит мне настроение, как сейчас, а в худшем случае вы нас всех погубите. Мне не нравится работать с вами, у меня от вас мурашки по спине бегают, и я буду смертельно счастлив, когда мы, наконец-то, доберемся до Нервы и распрощаемся навсегда. Таких, как вы, надо держать в ежовых рукавицах, и желательно подальше от работы с повышенной степенью ответственности. — Он сделал паузу, чтобы вновь расправить легкие. — Вот теперь я выговорился, как вы и хотели. Довольны?
Его слова пролились на нее дождем, но человек, в зависимости от настроения, может бежать, спасаясь от дождя, под ближайшую крышу, а может спокойно гулять под ним, не чувствуя холода или дискомфорта от прилипшей к телу одежды. Ирма не была готова к такой погоде, но поймала себя на мысли, что ее эти обидные слова совсем не трогают и не заставляют кипеть паровым котлом, хотя повод, как ей казалось, был, несомненно, веским.
— Нет, — апатично ответила она, — Но, надеюсь, что вам стало от этого легче.
— Ирма, послушайте, я совсем не хочу раздувать с вами конфликт, но порой мне кажется, что вы просто пытаетесь меня вынудить.
— Вы уверены? Может быть, проблема не в том, что я делаю? Может быть, вам просто не по душе звук моего голоса?
— Может быть, — он указал рукой на дверь, — А теперь вы соизволите избавить нас обоих от этого бессмысленного разговора?
— Конечно, — отшагнула она в сторону и проводила взглядом каждое его движение.
Когда дверь распахнулась, он перешагнул через порог, остановился и робко развернулся.
— И заимейте привычку самостоятельно относить свою работу на Девять-Четыре. Я штурман, а не курьер, — попрощался он, махнув папкой, и с чувством облегчения зашагал прочь, почти не касаясь ногами палубы.