Слабое звено (СИ)

Откуда-то с небес раздалась череда глухих ударов, но никто не отреагировал, продолжая крутить скакалки в рваном ритме, давая себе перевести дыхание и не давая проголодавшимся легким взорваться. В такие моменты для студента вся вселенная сжималась до точки где-то в его груди, и он забывал, зачем он здесь и что делает. Нехватка кислорода в крови выветривала из головы все мысли и заставляла тело работать на барахлящем автопилоте. Облегченный разум улетучивался куда-то вдаль, и это было чем-то сродни медитации. Постепенно накатывало ощущение, что дыхание дается легко, и казалось, что воздух больше не нужен.

С небес раздалась новая серия ударов, и мир погрузился во тьму.

Ирма лениво приоткрыла глаза, щурящиеся от света, и растерянно оглянулась. Почему ее разбудил стук, а не горн? Почему все ее тело чем-то сковано? И где ее светловолосая соседка по комнате?

Сквозь щиток гермошлема на нее смотрело знакомое мужское лицо на фоне интерьеров челнока, и оставшийся налет сонного дурмана сдуло с нее порывом воспоминаний о последних событиях. Она рефлекторно попыталась размять затекшее тело, но движения давались ей с трудом из-за повисшего на ее конечностях груза.

Костяшки пальцев в третий раз постучали по щитку, и затем послышались шорохи. Раздался щелчок, и Ленар освободил ее голову от гермошлема.

— Ты что, спала в скафандре? — спросил он, положив гермошлем рядом.

— Я все еще не разговариваю с тобой, капитан Велиев, — вяло промолвила она, стараясь не сталкиваться с его строгим нависающим взглядом, и просто устремилась в какую-то абстрактную точку за потолком.

— И не надо, — равнодушно выплюнул он, и его руки начали расстегивать на Ирме скафандр, — Тебе пора. Работа есть.

— Какая работа? — попыталась она приподняться, но тяжесть скафандра уперлась ей в грудь.

— Работа в техношахте, помнишь? Там требуются маленькие люди, не боящиеся скафандров. Насколько я понял, теперь ты подходишь по обоим критериям.

— Как в техношахте? — она растерянно оглянулась в наивной надежде нащупать взглядом часы, — Сколько я тут проспала?

— Сейчас посмотрим, — Ленар взял ее за руку и посмотрел на стрелку нарукавного манометра, — Думаю, часа два или три.

— Но это ведь получается, что моя смена наступает только завтра.

— Планы изменились. Теперь твоя смена наступает сегодня, — серией щелчков он освободил пленницу из скафандра и помог ей подняться на ноги, набитые иголками.

— А разве сейчас не очередь Вильмы?

— Да, сейчас должна быть очередь Вильмы, — замялся Ленар, перемещая свой вес с ноги на ногу, — Тут у нас так все нехорошо получилось… В общем, с Вильмой случились проблемы.

15. Проблемы с Вильмой

Буксиры линейки «Гаял» были ярким примером технологического застоя, когда каждая новая модель отличалась от предыдущей преимущественно внешними данными. Где-то другой изгиб корпуса, где-то переборки окрашены немного другим оттенком серого, где-то кресла мягче, а где-то поменялись периферические элементы управляющего интеллекта. В целом это был тот же самый корабль в новой упаковке, и порой их сходство могло казаться чем-то сверхъестественным. Цеха корабельного оборудования, производящие детали для сборки «Гаялов», за полторы сотни лет не поменяли и четверти стандартов производства.

Прогуливаясь по цепочке буксиров, Радэк все чаще натыкался взглядом на общие конфигурации, архитектурные решения, звуки и запахи. Если бы не человеческий фактор, благодаря которому каждый корабль был как-то по-своему обшарпан, отдекорирован или обжит иными способами, было бы не сложно по ошибке зайти в чужое машинное отделение, поэтому техник всегда проверял, на месте ли его памятки, выстроившиеся прямой линией вдоль переборок на уровне глаз и содержащие в себе ту информацию, которая выталкивалась из головы избыточным давлением более насущных мыслей. В последние дни он даже ловил себя на рефлексе проверять, его ли почерком были написаны эти памятки, и лишь затем спокойно заступал на свой пост.

Рядом с терминалом на посту Эмиля Марвин настойчиво подмигивал ему желтой лампочкой, настойчиво привлекая к себе внимание. Радэк озабоченно втянул носом маслянистый воздух машинного отсека. Между ним и терминалом была воображаемая черта, разделяющая зоны ответственности, и Радэк совсем не обязан был подходить к нему и нажимать на кнопку, но он переступил эту условную черту просто потому что точно знал, что покажет ему экран. В каком-то смысле он ждал этого вот уже целый час, прошедший со встречи на буксире Ноль-Семь, где Ковальски замучил его жонглированием имен в рабочем графике, и под самый конец, когда Радэк от словесного блуждания по сороковому кругу уже не был уверен, что сможет удержать слюну во рту, Ковальски отпустил слова, прозвучавшие как приговор:

— А теперь перейдем к следующей теме.