Сладкая горечь магии

А суть ее проявилась благодаря Тэмсин. Они осторожно сближались. Победа над теми бандитами опьянила Рэн, дала почувствовать себя всемогущей. Из-за того случая ей начало казаться, что связь между ними – не простая случайность. Что им судьбой назначено было найти друг друга.

А потом, еще до того, как они вошли в Лес, старания Рэн принесли плоды. Тэмсин сама захотела поделиться своими тайнами. Она наконец перестала отталкивать Рэн, прекратила прятаться, позволила увидеть себя уязвимой. Большой шаг. К чему? Рэн не знала. Но ей казалось, что это нечто важное, большое и искреннее.

Почти такое же важное, как волоски на руках, встающие дыбом. Как холодок, пробегающий по позвоночнику. Как пряное тепло на языке. Тело спорило с разумом. Магия неспешно обволакивала ее, но Рэн пока не могла ее принять. На задворках разума слышался голос отца.

Он предупреждал о том, как магия прокрадывается в душу, чтобы разрушить ее.

Рэн замерла перед кругом из деревьев; их стволы были покрыты знаками – простыми, нехитрыми насечками, которые казались такими же потрясающими, как и шепотки, что она слышала. Между стволами витал тончайший слой магии, легкий и невесомый, будто паутинка. Рэн протянула пальцы, ожидая боли или резкого жара. Но магия лишь нежно шептала, касаясь ее ладони словно перышко.

Рэн прошла ее насквозь, как воду, и потоки магии омыли ее. За искрящимся водопадом силы цвета стали такими яркими, что Рэн ощущала их вкус. Роскошный лилово-фиолетовый, сияющий сахарный розовый, кремовый небесно-голубой поселились у нее на языке.

Деревья вокруг трещали и стонали, вздымая ветви к небесам. Дикие цветы у ног распахивали бутоны и жадно дышали. Рэн что-то изменила своим появлением. Пробудила Лес.

Всякий раз, когда она поднимала ногу, ее путь отмечался мухоморами, ярко алеющими на мшистой лесной подстилке. Лес менялся. Рэн оставляла свои следы. Лес принимал ее. Он нуждался в ней.

Впервые Рэн ощутила свое могущество.

А потом шепотки изменились. Слова стали понятнее, говор – привычнее. Согласные разбивались о зубы. Округлые О звучали, как у ее отца. Сердце подскочило к горлу. Та сила, которой Рэн упивалась секунду назад, исчезла.

– Нет! – закричали отцовским голосом, и Рэн поняла, к кому он обращался. Воспоминание закружилось перед ней, живое, но зыбкое.

Она вновь была ребенком лет восьми, пряталась в курятнике среди гомона несушек. Те топорщили перья, но возмутительницу их спокойствия это не волновало – прижавшись к кривым доскам, Рэн смотрела в щель.

У ворот стояла тяжело вздыхающая ведьма, которую явно утомили злобные простаки-крестьяне, тычущие пальцами ей в лицо. Рэн поразилась, каким старым выглядел отец. Она всегда понимала, что родители по возрасту ближе к бабушкам и дедушкам ее ровесников, что они так и не оправились от потери первого ребенка. Что она появилась спустя много-много лет, когда они уже и не надеялись. Но посеребренные волосы отца так разительно отличались от волшебно блестящей ведьминой гривы!

– Мой сын погиб в Темный Год, – упрямо повторил отец. – Убирайся, пока я сам тебя не выставил.

Даже Рэн, которую он заставил прятаться в курятнике уже несколько часов, пока солома не отпечаталась красным на коленках, понимала, что это была пустая угроза. Не жестокость – только страх. Отец боялся. Боялся с того самого момента, как сосед заколотил в дверь, чтобы предупредить – в городе появилась ведьма.

– Они не заберут у меня еще одного ребенка! – Отец рвал и метал, раскрасневшись от злости. Рэн боялась захлебнуться этим ужасом. Но папины глаза горели такой болью, он распалился до такой степени, что она молча смотрела, как над ведьмой потрескивает и рябит воздух. Сердечко ныло – так отчаянно Рэн хотелось, чтобы ее нашли. Но ведьма ни разу не посмотрела в сторону курятника. В конце концов, она лишь бесстрастно вздохнула и исчезла быстрее, чем Рэн успела моргнуть.

От воспоминания Ведьмин Лес потемнел, цвета растворились во мраке, ночь стала бесконечной и душной. Ходьба вдруг потребовала массу сил. Оглушительный рев деревьев эхом отзывался в ушах, будто яростный грохот воды на мельничном колесе. Все расплылось, словно фальшивая нота или слишком яркое пламя. Истоку хотелось выбраться из собственной кожи. Сердце колотилось. Тревога прокралась в душу. Рэн чувствовала неправильность, но не понимала, где она таится – в Лесу или в ней самой.

Осознание все звенело и звенело как колокол. Его мрачность расползалась по телу жуками, которые иногда ползали по хлебным крошкам на столе. «Это неправильно». Может, Рэн не следовало сюда приходить. Может, когда она перейдет Лес, то обнаружит, что вовсе не нужна ведьмам.

Ее накажут за то, что она так долго пряталась?

Что-то не так.

Рэн зажала руками уши.

– Что такое? – этот голос звучал не из ее головы.