Сладкая горечь магии

Я говорю «ее», потому что я знаю, чья это вина. Ну, мне кажется, что знаю. Мы, может, и отдалились друг от друга в последнее время, но я все еще чувствую, когда Тэмсин что-то скрывает. А она просто тень самой себя – постоянно спит, а силы у нее все меньше. Сестра очень осунулась, будто постарела разом на сотню лет. Она в чем-то виновата. Это – единственное объяснение.

Моя лучшая подруга умерла из-за моей сестры, и, честно говоря, мне сложно убедить себя, что она не заслуживает наказания. Амма умерла из-за Тэмсин.

Но я не понимаю зачем. Совсем не понимаю. Тэмсин одной левой может такое, что не сможет и весь остальной класс, вместе взятый. Темная магия ей не нужна. Кроме того, это против правил, а Тэмсин так их любит, что орать охота. Но тут… Тут что-то совсем другое.

Что она скрывает? Что она натворила?????»

Тот же самый вопрос задала мать, когда Арвин притащила двенадцатилетнюю Тэмсин в Большой Зал и швырнула на мраморный пол перед пятью прочими членами Ковена.

– Что ты натворила? – Пальцы Веры так впивались в кожу Тэмсин, пока она волокла дочь по бесконечной лестнице в свои покои, что синяки не сходили еще несколько недель. Швырнув дочь на стул, Вера нависла над Тэмсин; непробиваемое самообладание матери дало трещины.

– Марлина бы умерла…

– Я запретила тебе! – слова матери резали будто нож, но Тэмсин не отпрянула. – Думаешь, мне было легко смотреть, как умирает моя дочь? Думаешь, только тебе есть до нее дело?

– Но… Но… – Тэмсин запнулась, захрипела. – Ты не…

– Я не могла! – рявкнула Вера. – Я желала бы. Но тебе ведь сказали: не играй со смертью! – Мать скривилась. – Ты хоть понимаешь, в какое ужасное положение я попала по твоей милости? Представляешь, что случится, когда правда раскроется? Мой ребенок, моя собственная плоть и кровь устроила все это бедствие. Меня сместят! А тебя убьют. О чем ты только думала?! – Но резкость постепенно ушла из голоса. – Одно глупое решение – и ты отняла у меня обеих дочерей.

– Что ты такое говоришь? Марлина жива!

Вера сжала губы.

– Когда мы разрушим связь между вами – а это непременно произойдет, – Марлина погибнет. Только твоя магия поддерживает в ней жизнь. А ты, что ж… – Мать занялась бумагами на столе. – Я не думаю, что Ковен оставит тебя в живых.

Но спустя пять лет юная ведьма снова сидела здесь, полная воспоминаний, вины и ощущения неправильности происходящего. Тэмсин осталась жить и каждый день думать о том, что ее сестры больше нет.

Дверь распахнулась, впуская Главу Ковена. Она оперлась об угол стола и некоторое время молчала, просто разглядывая дочь.

– Что…

– Я…

Они заговорили одновременно и замолчали, смутившись. Слова столкнулись, как предметы в воздухе. Все было так шатко, будто беседовали не мать и дочь, а две незнакомки. Обе не знали, что сказать.

– Я рада, что ты пришла, – наконец нашлась Вера, постукивая ногтями по столу.

Тэмсин едва сдержала потрясение. Это мать прокляла ее и изгнала за Лес, строго запретив возвращаться. Конечно, она поступила так из любви, спасая дочь от смерти, но Тэмсин порой казалось, что казнь была бы милосерднее. Пять лет, полных вины, – этого кому угодно хватило бы, чтобы полностью утратить желание жить независимо от способности чувствовать любовь.

Но потом Тэмсин по-настоящему внимательно всмотрелась в лицо матери. Заметила морщинки вокруг губ. Вера всегда выглядела безупречно: блестящие черные волосы, ярко-красные губы, длинные ногти, румяные щеки – все благодаря заклинаниям, хранившим ее молодость и красоту. Однако сейчас мать будто утратила часть своего умения владеть собой, хоть это и можно было заметить лишь вблизи.

Что-то было не так. Что-то подтачивало Веру изнутри.

– Если ты думаешь, что я… Это неправда. Темная магия… Я не виновата. – Тэмсин злилась на робость в собственном голосе. Сидя перед матерью, она ощущала себя ребенком.

Вера печально улыбнулась. Ее выражение лица вызывало тревогу, будто она знала что-то такое, чего не знала ее дочь.

– Что?.. – непонимающе спросила Тэмсин, и мать коснулась ее щеки.

– Какой ты стала…

Тэмсин с недоумением уставилась на нее; ладонь Веры ветерком скользила по коже. У дочери не было никакого желания отвечать нежностью на нежность – она и улыбку-то не сумела выдавить.