Сладкая, как мед

Сара потупилась и сжалась под одеялом в маленький беззащитный комочек.

— Понимаешь, я слишком привыкла, что рядом кто-то есть. В школе мы делили спальню с другими девочками, а дома дедушкина спальня была рядом с моей.

Герцог никогда бы в жизни не подумал, что у него могут возникнуть проблемы с расположением спален в его собственном доме!

— Пожалуй, мы могли бы приказать кому-то из горничных спать в гардеробной…

— Нет! — еще сильнее испугалась она. — Энтони, я не хочу выглядеть перед ними ребенком! И нечего поднимать слуг среди ночи. Я постараюсь заснуть сама.

Однако герцог уже не сомневался, что одна она не заснет. С испуганным личиком, обрамленным спутанными волосами, она и впрямь напоминала ему несчастного ребенка.

— Сара, я бы с радостью остался с тобой сам, — нерешительно промолвил он, — но мне не хотелось бы тревожить тебя своими кошмарами!

— Ох, Энтони, я вовсе не боюсь твоих кошмаров! — В ее темных глазах трогательно вспыхнула надежда, — Я буду слать гораздо спокойнее рядом с тобой — вместе с твоими кошмарами, — чем одна на всем этаже!

При всем желании у Энтони не хватило бы сердца ей отказать. И вдобавок, если уж на то пошло, он сам был не прочь остаться. Хотя это выглядело довольно странно. Потому что ни одна женщина не будила в нем желания остаться с ней на всю ночь.

Герцог всегда был очень скрытен, и после физической близости ему еще сильнее хотелось уединиться, уйти от посторонних глаз. Однако факт был налицо — его нисколько не стесняло присутствие Сары.

— Ты уверена?

— Да!

И герцог с нежностью подумал, что эта бедная малышка действительно боится остаться одна.

— Ну хорошо, — уступил он. — Только учти: если мне придется спать в этой комнате, от розового цвета придется избавиться наверняка!

— Спасибо тебе, Энтони! — воскликнула она, наградив его самой лучезарной улыбкой, чудесно преобразившей ее лицо.

Его взгляд снова прикипел к розовым соскам, заманчиво приподнимавшим тонкий шелк ночной сорочки. Тугие округлые груди так и просились в руки.

— Между прочим, я имею право потребовать вознаграждения за свою уступчивость, — напомнил он с потемневшим от страсти взором.

Сара растерялась лишь на миг — ей достаточно было посмотреть на его лицо, чтобы все понять и ответить на его игру.

— Неужели ты станешь меня шантажировать? — прошептала она с напускным отчаянием.

— Да! — злорадно отвечал он. — Именно этим я и займусь!

— Ах, что же мне делать? Придется уступить грубой силе! — Сара не выдержала и улыбнулась, отчего у нее на щечке появилась милая лукавая ямочка.

— Мудрое решение. — И Энтони, не тратя больше слов, улегся рядом с ней.

***

Он снова участвовал в осаде Бадахоса и стоял напротив того места, где армия Веллингтона пробила в крепостной стене первую брешь. Перед ним безобразной кучей громоздилось то, что осталось от пятнадцатитысячной британской армии, — жуткое месиво из трупов и изувеченных, но еще живых солдат. Здесь были и те, кого опалило и разорвало на куски в момент прямого попадания вражеской бомбы, и те, кого изувечило картечью и мушкетными выстрелами. Неприбранные тела коченели прямо на глазах, являя собой омерзительную картину кровавой бойни. Над полем сгустилась тошнотворная вонь обгорелой плоти.

Он различил, как над кучей трупов дернулась чья-то рука. Кто-то был еще жив. Скрипя зубами от натуги, он принялся растаскивать окровавленные трупы.

— Энтони! Энтони, очнись!

Он из последних сил уцепился мыслями за этот голос — единственный способ вырваться из цепких объятий кошмара.

Кто-то тряс его за плечи.

Он невнятно выругался по-испански, открыл глаза и увидел встревоженное лицо своей жены. Ему потребовалось еще мгновение, чтобы осознать, где он находится, и понять, что он больше не стоит по колено в крови среди мертвых тел.

Его грудь тяжело вздымалась от судорожных вздохов, сердце билось гулко и неровно, а тело покрывал холодный пот. Ничтожный, жалкий трус — вот кто он есть на самом деле!

— Ну, теперь ты не будешь утверждать, что я тебя не беспокоил, — с горечью промолвил он.

— Напротив, я рада, что оказалась здесь, с тобой. — Она наклонилась и ласково поцеловала его в висок. — Тебя непременно следовало разбудить, чтобы остановить кошмар.

Ему пришлось зажмуриться, чтобы не видеть в ее глазах унизительной жалости. Почему он поддался на уговоры и остался здесь, а не прислал горничную спать в ее гардеробной?

Но как бы крепко он ни зажмуривался ее взгляд обжигал Энтони непрошеным сочувствием. Он сурово поджал губы.

— Я отлично понимаю, как мучают тебя эти кошмары, — рассудительно продолжала она, — Но я не могу понять одного: почему ты считаешь их унизительными для себя?

Он распахнул глаза и уставился на складки балдахина над кроватью, стараясь не выдать внезапную вспышку гнева. Конечно, где ей понять такие тонкости? Для этого нужно иметь хотя бы половину той родословной, которая есть у него!

— Это не самая приятная из человеческих слабостей, — холодно процедил он.