– Очень сожалею, милорд, – пролепетала Эмили, правда, без малейших признаков раскаяния. – Вы собираетесь еще раз отчитать меня за мое безрассудство?
– Нет. – Саймон поднялся, подошел к окну и посмотрел на вымокший садик за окном, собираясь с мыслями. – Передо мной стоит трудная задача, Эмили.
– Какая, милорд?
– Я хочу извиниться перед вами, – тихо произнес он.
Последовала небольшая пауза, прежде чем Эмили осторожно спросила:
– За что же?
– За свое негалантное поведение прошлой ночью, – пробормотал Саймон. – Я не слишком хорошо обошелся с вами, мой эльф. Невоспитанно и совсем не по-джентльменски.
– Вы имеете в виду то, как велели мне лечь в постель? Пустяки. Прошу вас, не надо об этом думать, милорд, – беспечно заверила Эмили. – Я прекрасно провела время.
Саймон почтительно покачал головой:
– Вы меня поражаете, Эмили.
– Ну, вы ведь не проявили ни злости, ни жестокости. У вас было просто дурное настроение, и для него имелись все основания: вам пришлось нарушить священную клятву мести. Если бы я по-настоящему встревожилась, то убежала бы в свою комнату и закрылась на ключ. Вы меня ничуть не испугали.
– Видимо, так… – Долгое время он молчал. – Но есть еще кое-что, за что мне надо извиниться.
– Вы начинаете пугать меня, Блэйд, – сказала она, и в голосе ее послышался едва сдерживаемый смех. – Каков же другой ваш смертный грех?
– Я недооценил вас, дорогая моя. Вы возникли на моем пути такая наивная и оптимистичная, готовая видеть только светлую сторону во всем и вся, чертовски убежденная, что я какой-то герой, когда мне известно, что это вовсе не так. И я не поверил, что вы способны трезво судить о положении своей семьи. Мне бы следовало учитывать, что особа, столь проницательная в денежных делах, не может быть просто дурочкой в человеческих отношениях. Вы действительно временами ненавидели своего отца?
– Да. – В голосе Эмили больше не слышалось беспечных ноток.
– Вы были правы, утверждая, что, наверное, и я ненавидел своего за то, что он оставил мне руины семьи и дома, пустив себе в лоб ту проклятую пулю. – Саймон медленно сжал кулак, а потом заставил себя разогнуть пальцы по одному. – Я и сам не сознавал, как же я его ненавидел, пока вы не сказали об этом вчера ночью.
– По-моему, вполне естественная реакция, милорд, – мягко заметила Эмили. – На нас обоих свалилась огромная ответственность, когда мы были еще совсем детьми, и нам пришлось повзрослеть… Нам пришлось заботиться о других, в то время когда, по сути, кому-то следовало опекать нас.
– Да. Я не думал об этом. – Саймон неотрывно смотрел в серый туман за окном. – В ту ночь, когда я нашел его, тоже лил дождь. Он вернулся из Лондона. Я слышал, как мама спросила его, что случилось. Отец не стал с ней разговаривать, удалился в библиотеку и велел не беспокоить ни под каким видом. Мама поднялась к себе и плакала. А немного погодя раздался выстрел…
– Боже мой, Саймон.
– Я первым добежал до библиотеки и раскрыл дверь. Отец лежал на столе вниз лицом. Пистолет выпал из его руки. Всюду была кровь. И я увидел, что он оставил записку… Мне. Прости, Господи, его душу! Он не прощался, не объяснял, почему покончил с собой и как, бога ради, мне расхлебать ту кашу, которую он заварил. Он просто оставил мне эту идиотскую записку с просьбой позаботиться о матери.
– Саймон. Дорогой мой Саймон…
Он не слышал, как она поднялась с кресла, но Эмили вдруг оказалась позади него, ее руки обвились вокруг его талии. Она обнимала его, яростно защищая, как будто могла каким-то образом навеки стереть из его памяти кровавые пятна на стене, за креслом мертвого отца.
Долгое время Саймон не шевелился и просто позволял Эмили обнимать себя. Он чувствовал ее мягкое тепло и понимал: это сродни тому, что он ощущал, когда предавался с ней любви. Сродни, но несколько иное… Сейчас он чувствовал не страсть, а какую-то особую близость. Такого у него раньше не было с другими женщинами.
Немного погодя он осознал, что чувствует себя спокойнее и, пожалуй, в большей гармонии с самим собой. То бередящее душу ощущение вины, от которого он проснулся утром, ушло.
В библиотеке стояла тишина, пока Гривз не доложил, что пришел секретарь Саймона.
В сопровождении грума Эмили совершала прогулку в парке. Она гордо восседала на красивой серой кобыле с чуткими ушами, изящными ноздрями и превосходным экстерьером. Лошадь была подарком Саймона, которым он удивил жену спустя два дня после их разговора в библиотеке. Эмили с горничной тут же решили, что ее новенький, очень модный костюм для верховой езды придется как нельзя более кстати.
– А вот и вы. – Леди Мерриуэдер подъехала к Эмили на лоснящейся гнедой лошадке. – Вы превосходно смотритесь в этой черной амазонке. – Она оценивающе оглядела красную с золотом отделку на воротничке и высоких манжетах. – Признаюсь, я несколько сомневалась, когда мы его заказывали, но теперь вижу: он прекрасно оттеняет вашу белую кожу и рыжие волосы. Весьма выразительно.
Эмили улыбнулась:
– Благодарю вас, Араминта.
– Но право же, вам следует снять очки, – добавила Араминта. – Они совершенно не идут к вашему образу.