Она стаскивает вниз его штаны, оставляя последнюю преграду. Когда Кларисса целует его живот и легко проводит языком вокруг пупка, Хеймитч рычит в голос, по-животному моля ее не останавливаться. Это похоже на лихорадку, самую невыносимо-жаркую и сильную, которую он только может представить. Спина мужчины покрыта потом, а ткань рубашки липнет к мокрой коже.Он почти не думает, не соображает, когда его руки ложатся ей на плечи и настойчиво давят вниз.
Хеймитч смотрит на нее сверху вниз, а Кларисса плотоядно улыбается, когда ее ладошка, не спеша, скользит по бугру его выпуклости. Легко, едва касаясь, но заставляя его задержать дыхание и стиснуть руки в кулаки. Она поднимает глаза вверх. Кто из них охотник, а кто дичь? Влажные губы девушки трутся о ткань его белья. Кончик языка выписывает несколько крохотных кругов.
– Боже… – вырывается из горла Хеймитча. Дикое рычание. Природный инстинкт.
Движение ее рук, и последняя преграда оказывается спущенной вниз, открывая твердый и немного влажный член. Глаза Клариссы прикрываются, она закусывает губу и сладко улыбается. Ее пальцы смыкаются у основания и аккуратно двигаются вверх, сжимая его плоть. В его ушах стоит шум – Хеймитч способен расслышать, как часто бьется его собственное сердце.
Все ощущения на грани.
Все чувства на пределе.
– Скажи мне, – тихий голос Клариссы едва слышен сквозь биение его сердца.
Тонкие пальцы продолжают неторопливо двигаться, размазывая выделяющиеся капли смазки по всей его длине. Хеймитч неотрывно наблюдает за этими действиями.
– Сказать что? – глупо спрашивает он.
– Что влюблен в меня, – настаивает Кларисса.
– Нет, – выдавливает он из себя единственное слово, после которого…
Она обхватывает губами головку, осторожно опускаясь, вбирая глубже и помогая себе руками.
Хеймитч готов начать молиться.
Влажно. Горячо. Невыносимо приятно.
Тянущий, тугой, сосущий жар, от которого сводит его внутренности.
Он умрет сейчас.
Просто умрет или кончит. Прямо сейчас – в первую же секунду – чувствуя, как ее твердый язычок скользит по самому кончику, слизывая обильно выступающую смазку.
– Иди сюда, – рычит Хеймитч, резко поднимая ее с колен, и буквально опрокидывает девушку на рядом стоящую кровать.
Кларисса довольно улыбается и тянет к нему руки. Хеймитч оказывается сверху, прижав стройное тело к белой ткани простыней. Девушка трется об него, как кошка, трется так, что он с трудом балансирует на грани сознания, покрывая ее всю жадными, грубыми поцелуями.
Он впивается пальцами в ее упругие ягодицы и поднимается к ее светлому белью.
– Сними, – приказывает он, не отрывая губ он ее шеи, – а впрочем…
Его пальцы отодвигают преграду и касаются влажного тепла, а Кларисса тихо всхлипывает, выгибаясь навстречу прикосновению.
Мокрая. Такая мокрая, что два его пальца сразу без труда скользят внутрь, заставляя ее дернуться, вцепиться в простынь и резко рвануть материю на себя.
– Пожалуйста, Хеймитч, – короткий приказ-просьба-мольба срывается с искусанных губ Клариссы.
Он снова рычит, наклоняясь, всасывая в себя кожу ее плеча и двигая пальцами сильнее и резче.
– Ох… еще! Да, да, так… Боже… – ее бормотания перестают быть хоть немного связными, когда девушка растворяется в жарких ощущениях.
С хлюпающим звуком его пальцы выскальзывают из нее, и серые глаза распахиваются, глядя разочарованно, с отчаянной, яростной просьбой. Бедра Клариссы напрягаются в попытке сжаться, потереться друг о друга, но трутся только о бока Хеймитча, который уже устроился между ее ног.
– Сейчас, милая, сейчас… – повторяет он.
Мгновение, и он впивается в дрожащие губы Клариссы, одновременно с тем, как его член резким толчком входит в нее – узкую, тугую, сразу на всю длину так, что девушка отчаянно мычит, забывая даже о поцелуе. Хеймитч успевает сделать всего несколько толчков, когда чувствует, как горячие волны одна за одной бьют тело его любовницы, судорожно и сильно сокращая мышцы Клариссы вокруг него.
Ее ногти впиваются в его спину, расцарапывая ее до крови, и эта боль подталкивает его к той черте… когда нужно сильно зажмуриться, застыть и не шевелиться, иначе… все закончится слишком быстро.
Кларисса не дает ему шанса спастись – ее удовлетворенные стоны и новое мерное покачивание бедер навстречу в одно мгновение лишают его последних клочков самообладания. Его яростные движения то лихорадочные, то поступательные и такие глубокие, что кажется, он пытается стать с ней единым целым.
Это слишком хорошо для просто-секса.
Это похоже на настоящее занятие любовью.
И это… неимоверно, невыносимо, невозможно.
– Риса… – он повторяет ее имя, и уже в следующую секунду кончает так сильно, что исчезает все вокруг. Исчезает даже он сам. Исчезает в ней. Изливаясь, судорожно двигаясь, теряя ритм во вновь сокращающихся мышцах, исходящих палящей влагой.
Судорога за судорогой. До последней капли. До последнего рывка.
Только когда в ушах прекращает эхом отбиваться ее имя, он понимает, что выкрикивал его вслух. И, вздрогнув в последний раз, Хеймитч заставляет себя очнуться от сладкого дурмана, но только для того, чтобы не раздавить девушку, затихшую под ним.