Сладкая отрава (СИ)

– Мелларк, – вмешивается Гейл, – если ты собираешь дать деру – так и скажи, не надо тут красиво оправдываться!

– Гейл! – одергивает его жена.

– А что Гейл? – злится он. – Я не собираюсь позволять тебе, – он тыкает в меня пальцем, – приехать, разбередить Китнисс душу и убраться восвояси, испугавшись первых же трудностей!

– Ну, ну… – Примроуз пытается утихомирить мужа. – Пит сам все понимает.

Она закатывает глаза, мгновение размышляя, а потом победно улыбается:

– Я тут вспомнила, что нам с Гейлом уже пора! Да, дорогой? – девушка заглядывает в глаза Хоторна, но я успеваю перехватить ее не терпящий возражений взгляд.

– Пора? – охотник соображает явно не так быстро, чтобы не выдать игры Прим, но все-таки разбирается, что к чему. – О! Точно! Совсем забыл, мы собирались… покрасить подоконник!

Девушка прыскает от его версии того, чем они так спешили заняться, но не спорит и отправляет Хоторна переодеваться. Я остаюсь с ней наедине: самое время признаться, что я не знаю, что сказать Китнисс, как пробиться за стену, которую она воздвигла вокруг себя.

– Просто помни, что она ждала тебя, – успокаивает меня Прим. – Ждала, даже когда надежды не было. Это говорит громче многих слов… И не думай о том, что именно ей сказать…

Поразмыслив, Примроуз лукаво подмигивает:

– А может, и разговоры лишние? – усмехается она. – Подходишь, целуешь, а там разберетесь…

Я не успеваю возразить, когда охотник уже оказывается рядом: при полном параде и готовый уходить. Прим и Гейл поспешно прощаются со мной и покидают дом Китнисс, наказав не разбудить ребенка, когда мы с Сойкой будем «здороваться».

Входная дверь закрывается с громким хлопком, а я остаюсь стоять в прихожей, не зная, что делать дальше. Пойти наверх и попросить Сойку поговорить? Нет! Уйти? Тоже нет… Меня манит остаться в этом доме: здесь все пропитано жизнью тех, кого мне так не хватало вдали от Двенадцатого. Прохожу в гостиную: рядом с диваном коробка с игрушками Колина, на тумбочке возле зеркала лежит расческа с парой темных волосинок, запутавшихся в зубьях. Кругом мимолетные, но очень значимые кусочки их жизни…

Я хочу остаться, хочу, чтобы мы смогли попробовать стать семьей.

Сажусь на диван, облокотившись на спинку. Размышляю о том, что может быть Китнисс права, обижаясь на меня? Я не звонил, не писал. Пусть у меня были причины: не хотелось беспокоить ее, тем более, что шансов на новую встречу практически не было, и все же… Если Примроуз и Гейл правы, и я важен для Китнисс, то она не могла воспринять мое поведение иначе, кроме как безразличие к ней и к нашему сыну…

За размышлениями не замечаю, как на лестнице раздаются тихие шаги. Когда понимаю, что к чему, уже слишком поздно: Сойка стоит в дверях, сложив руки на груди и грозно глядя на меня.

– Почему ты не ушел? – зло спрашивает она.

От неожиданности я соскакиваю со своего места и выпаливаю первое, что пришло в голову:

– Я хотел поговорить с тобой.

– Не о чем говорить, – отрезает Китнисс. – Ты знаешь, где дверь!

Она разворачивается, чтобы уйти, но я окликаю ее:

– Подожди!

Я почти уверен, что девушка не послушается, но, к моему удивлению, она замирает на месте. Лихорадочно соображаю, как можно использовать эту маленькую победу.

– У меня к тебе просьба… – начинаю я, хотя еще понятия не имею, о чем попрошу ее. Я всего лишь пытаюсь вспомнить, что сострадание и жалость к беспомощным – кнопки Китнисс, на которые можно надавить.

«Думай, Пит, думай!», – подталкивает меня внутренний голос, но в голове ни одной светлой мысли. Внезапно, в памяти всплывают слова Примроуз: «… подходишь, целуешь, а там разберетесь…». Эта идея внезапно кажется мне такой соблазнительной, что я готов рискнуть.

– Одна маленькая просьба, – говорю я, а Китнисс медленно, словно нехотя, поворачивается в мою сторону.

– Какая? – спрашивает она.

– Я хочу поцеловать тебя! – выпаливаю я, и Сойка уже открывает рот, чтобы отказать мне, когда я начинаю тараторить без остановки: – Ты ведь помнишь, что Сноу копался в моей голове? Он многое там переделал по своему усмотрению! Когда я был в тюрьме, Хеймитч рассказал мне, что самое верное средство, чтобы отличить истину от вымысла – пробовать на практике и сверять ощущения!

Китнисс удивленно замирает и внимательно смотрит на меня. Думает.

Прикрываю глаза. Черт. Какой человек в здравом уме поверит в весь тот бред, что я наговорил?

Сойка молчит, я тоже.

Секунды стремительно ускользают в вечность, и неожиданно девушка произносит:

– Хорошо, если это исключительно в медицинских целях, то я согласна. Прим говорит, что помощь убогим – добродетель.

В ее покорном тоне слышится язва, но я пропускаю это мимо ушей, окрыленный разрешением ее поцеловать. Реально ли это? Делаю шаг навстречу: один, потом еще один. Китнисс не убегает, напротив, стоит и покорно ждет меня, глядя прямо в глаза.