Сладкая отрава (СИ)

Девушка погружена в свои мысли и не отвечает на мой вопрос. Уже на подходе к Деревне победителей, Китнисс внезапно начинает говорить:

– Она ведь сказала правду: мне не нравилось, когда Хеймитч приводил ее в мой дом. Пока мама была жива… – Китнисс делает паузу, очевидно, ей больно вспоминать о миссис Эвердин, – она старалась быть ласковой с Клариссой, а я – нет.

Я молча слушаю, стараясь собрать побольше информации о жизни Рисы с Хеймитчем до того, как пойду бить физиономию бывшему ментору. А пойду я обязательно: он сломал Рису, надломил ее стержень – и я должен знать почему.

– И знаешь, я почти соврала ей, – добавляет Китнисс, – о том, что не знала, что у них все плохо. Последние годы Хеймитч и Кларисса часто ругались: их крики разносились вечерами очень далеко. Только вот… он не бил ее. Никогда. Наверное.

Резко останавливаюсь и, повернувшись к Китнисс, говорю:

– Я ведь так толком и не извинился перед тобой за все, что сделал с твоим телом. Охмор и прочее, это не оправдывает меня, – я смотрю в серые глаза напротив и вижу, что Китнисс внимательно меня слушает. – Это не изменит прошлого, но я все равно должен сказать: если можешь, прости меня, Китнисс. Прости за каждую слезинку, которую ты пролила по моей вине.

Легкий шорох мнущейся бумаги нарушает повисшую тишину. Где-то вскрикивает птица, а я, глядя на руку Китнисс, вижу, как она мнет в ладони записку Клариссы. Помедлив, девушка засовывает бумажку в карман куртки и оставляет ее там.

– Спасибо, что сказал это, – отвечает она и неожиданно ласково касается рукой моей щеки. – Если я задам вопрос, ты ответишь мне на него честно?

Я киваю, готовый вывернуть перед Китнисс душу. У меня больше нет от нее тайны, ни одной.

–Ты когда-нибудь… был близок с Клариссой? – щеки Китнисс розовеют, а голос дрожит. Даже спустя годы, она не перестала стесняться разговоров о сексе.

– Нет, – не раздумывая, говорю я. – Никогда. У меня никогда не было никого, кроме тебя.

Прикусив губу, Китнисс кивает. Я чувствую внутренний порыв задать ей встречный вопрос. Мои кошмары о ней и Гейле никуда не ушли. Я много лет убеждал себя, что это неправда, но мне важно услышать, как Китнисс сама это скажет. Мне это нужно.

– А у тебя… были другие мужчины? – аккуратно спрашиваю я. Боюсь, что Китнисс рассердится или обидится, но она, кажется, сохраняет спокойствие.

– Только ты, – коротко говорит она, глядя мне в плечо.

Я подаюсь вперед и заключаю Китнисс в объятия. Она не сопротивляется: ее руки обнимают меня за талию, а голова прижимается к моей груди. Мы стоим так достаточно долго. Я чувствую нежность. Китнисс рядом, я чувствую запах ее волос, ощущаю нажим ее рук на пояснице. Она не оттолкнет. Я не уйду. Люблю ее…

– Думаешь, стоит поговорить с Хеймитчем? – тихо спрашивает она, не разрывая объятий.

– Не знаю, – честно отвечаю я. – Сразу мне хотелось его убить, но… Наверное я, как никто другой, не имею на это право…

– Давай хотя бы скажем ему, что она уезжает? – предлагает Китнисс. Я не спорю.

Жилище ментора изменилось: последний раз я был здесь во время войны, и тогда Хеймитч угрожал пристрелить меня, сейчас я бы, наверное, сделал тоже самое с ним. Но кто дал мне на это право?

Перед домом высажены цветы, но, очевидно, за ними некоторое время не ухаживают – головки бутонов завяли, свесились вниз. Едва я открываю дверь в его дом, в нос ударяет резкий запах алкоголя. В прихожей валяется грязная одежда, битое стекло. Заглядываю на кухню, в гостиную – в которой, кстати, еще сохранились следы пребывания женщины: на окнах цветастые занавески, пожухлые цветы в вазе, прохожу на второй этаж. Китнисс идет следом, осторожно ступая и стараясь не касаться пыльных перил.

Хеймитча мы находим в спальне. Мертвецки пьяного и злого. Поначалу он, видимо, не узнает меня, глядя как на призрака, а потом начинает говорить:

– А, вернулся! Молодец, парень, я в тебя верил! – его речь заплетается, слова выходят исковерканными, с трудом воспринимаемыми.

– Хеймитч, ты ведь столько лет не был в запое! – сторожится Китнисс, выглядывая из-за моей спины. – Что теперь?

Ментор переводит на нее пустой взгляд, долго настраивает резкость, а потом начинает громко гоготать.

– Ох, и наше солнышко здесь. Так вы уже это, вместе или как?

– Вместе, – мимоходом отвечает Китнисс. – Какого черта, Хеймитч? Ты хоть знаешь, что поступил, как последний… не знаю кто! Как ты посмел ударить Клариссу?

Ментор пытается встать с кровати, но путается в простынях и летит ничком вниз. Пока Китнисс, ругаясь, помогает ему сесть, я все еще молчу, пораженный тем, что она сказала «вместе».

– Эта… фифа порвала все до единой, до единой, – уточняет он, – фотографии Элизы. Вот сучка…

– Кто такая Элиза? – спрашивает Китнисс, удивленно.

– Его бывшая невеста, – отвечаю я. Хеймитч рассказывал мне о ней, когда пытался вправить мозги в камере.

– И при чем тут Кларисса? – не понимает девушка, вопросительно глядя на меня.

Я развожу руками и непроизвольно скольжу взглядом по комнате. И внезапно у меня в голове складывается полная картина. Это отвратительно.