Для меня поцелуй чисто механический – как рукопожатие или вроде того, но Китнисс картинно прикрывает глаза. Она медлит, но все-таки поддается, обхватывая своими губами мои. Позволяю этому продлится некоторое время и решаю, что все – достаточно. Пытаюсь отстраниться, но Китнисс не дает. Она вырывает свои запястья из моей ослабшей хватки, и я чувствую, как вокруг меня смыкается кольцо ее рук. Сойка прижимается ко мне так тесно, что между нами почти нет пространства. Ее губы теплые и мягкие. Настойчивые. Я пропускаю момент, когда начинаю чувствовать что-то, кроме желания заставить Китнисс подчиниться. Ощущение будто между нами электрический ток…
Китнисс отстраняется первая.
– Пит… – то, как ласково звучит мое имя из ее уст, кружит мне голову.
Я все еще в ее объятиях, хотя сам даже не касаюсь Китнисс. Странно, но у меня возникает желание снова поцеловать ее…
Тихий кашель доктора где-то совсем рядом вынуждает меня повернуться на звук.
Я делаю шаг назад, освобождаясь из рук Китнисс, но все же оставаясь достаточно близко, чтобы она не попыталась снова сбежать.
– Никто не собирается убивать твоего ребенка, – говорю я, и замечаю, как губы Сойки сжимаются в тонкую линию после слова «твоего». – Все, что нам нужно, – получить образец ДНК.
Вопросительный взгляд серых глаз устремляется на меня, и я вынужден пояснить:
– Сейчас мы вернемся в камеру, и ты ляжешь на свою кушетку. После чего позволишь доктору Корпиусу взять все необходимые анализы, хорошо?
– Зачем это? – настороженно спрашивает Китнисс.
Прикидываю в уме, как лучше сказать обо всем. Шестое чувство подсказывает мне, что выдумывать красивую историю сейчас бессмысленно, так что говорю как есть.
– Я хочу знать, кто отец ребенка.
Сойка опускает голову, смотрит в пол. Я слышу ее глубокое дыхание. Старается не нервничать? Ей есть, что скрывать?
– Ну, так что? – интересуюсь я, подавляя злость, которая уже дает о себе знать.
– Ты должен верить мне, Пит, – произносит Китнисс, снова глядя мне в глаза. – Это наш ребенок.
Она говорит очень тихо, вероятно, чтобы наш разговор не могли подслушать доктор и Кларисса, которые стоят в паре метров от нас. Почему-то именно это – ее интимный тон – раздражает меня еще больше.
– Я уже верил тебе, Китнисс, – сквозь зубы отвечаю я. – Верил. А ты обманывала. Так что на этот раз мне нужно что-то большее, чем твои слова. Если только… Ты не отказываешься, потому что на то есть другие причины…
По тому, как вспыхнули щеки Сойки, я знаю: намек на Гейла она поняла. Но я никак не могу разобрать эмоции на ее лице: страх, стыд, смущение? С каждой минутой ее молчания, моя подозрительность растет, как снежный ком. Я снова вспоминаю противные мне картинки с Китнисс и Гейлом в главных ролях, и в руках появляется легкое покалывание – хочется перестать уговаривать Сойку, а просто схватить ее и волоком дотащить до камеры.
– То, как ты собираешься сделать это… – говорит наконец Китнисс, – это не причинит вред ребенку?
– Нет, – сходу отвечаю я.
– А мне?
На пару секунд теряюсь, и уже хочу соврать, но понимаю, что смысла в этом нет.
– Вреда тебе не будет, – произношу я. – Только немного больно…
Китнисс тяжело сглатывает, явно обеспокоенная и не до конца поверившая в мои слова, но все-таки кивает. Я беру ее за руку и веду обратно в темницу. Когда мы проходим мимо Клариссы, моя помощница прожигает Сойку взглядом, но стоит мне кашлянуть, привлекая ее внимание, как на лице девушки появляется добродушная улыбка.
Странные создания – женщины, думаю я, следуя вперед.
Оказавшись в камере, Китнисс присаживается на край кушетки. Молчит, но не выпускает моей руки, хотя я пусть и не настойчиво, но уже пытался освободиться.
– Им что, тоже надо быть здесь? – спрашивает Сойка, указывая головой на двух миротворцев и Клариссу, которые входят в комнату следом за доктором Корпиусом.
– А это проблема? – удивляюсь я.
Китнисс неловко бегает глазами туда-сюда, а потом, будто подобрав нужные слова, говорит:
– Я не хочу, чтобы они видели… Это унизительно, Пит. Пожалуйста?..
Хмурю брови. Я еще могу понять, что Сойке не по душе миротворцы – Китнисс всегда была стеснительной с посторонними мужчинами, но чем ей не угодила Кларисса, я не понимаю.
– Мы вместе. Всегда, – подает голос моя помощница.
Перевожу взгляд с Китнисс на Клариссу, а в камере повисает неловкое молчание. Капитолийка улыбается, ее глаза светятся ярким огнем. Красивая. Слишком красивая, по сравнению с тощей и измученной девушкой, сидящей передо мной. Снова смотрю на Китнисс: она разжимает ладошку, выпускает мою руку из своей, а ее подбородок дрожит, будто она вот-вот снова заплачет.
– Выйдите все, кроме доктора, – говорю я.
Миротворцы подчиняются мгновенно, а вот Кларисса явно не согласна.
– Но, Пит!.. – возмущается помощница, но я не даю ей закончить.
– Выйди! – командую я.
Кларисса знает разницу между просьбой и приказом: интонация четко отмерена, голос спокоен, но пронизан сталью. Всплеснув руками, она выходит вслед за миротворцами, громко хлопнув металлической дверью.