Сладкая отрава (СИ)

Сомнения разрывают меня, терзая душу. Из-за моего эгоистичного стремления узнать правду, Китнисс сейчас лежит без сознания. Я говорил ей, что будет больно, однако то, чему я стал свидетелем, никоим образом не вписывается в понятие “терпимо”.

Я помню, как мое собственное тело терзали и мучили, позволяя орать до хрипоты, до потери голоса… Подвергать тем же страданиям беременную девушку – подло.

Я соврал ей, когда обещал, что для нее вреда не будет? Строго говоря, нет, потому что об истинном размере иглы я узнал уже там, в камере, вместе с Китнисс.

А если бы меня предупредили заранее, я бы отказался от всего? Оставил бы вопрос с ребенком открытым?

Хочется выглядеть благородно в собственных глазах, но… Мне нужно знать правду! Какой бы она ни была… Если малыш в животе Китнисс от Хоторна, значит, я в очередной раз получу доказательства того, что Сойка пыталась обвести меня вокруг пальца. Но если ребенок мой… Что ж, значит, Китнисс не повезло – забеременеть от того, кого не любишь и кому постоянно лжешь…

Оказываюсь у двери президентского кабинета и прохожу внутрь, не постучав. Сноу беседует с незнакомым мне мужчиной средних лет. Меня шокирует его лицо: сплошь усыпанное язвами, поджившими и совсем свежими. Седые волосы собеседника Президента зачесаны назад, на нем черный строгий костюм, а кисти рук скрыты перчатками.

Мы приветствуем друг друга, но дальше разговор не клеится. Обменявшись со Сноу многозначительными взглядами, мужчина прощается со мной и покидает кабинет.

– Кто это был? – спрашиваю я, усаживаясь в кресло у окна.

– Давний друг, – неопределенно отвечает Президент.

Он встает из-за стола, обходит его кругом и садится в соседнее со мной кресло.

– Насколько мне известно, Пит, – говорит Сноу, – Глава миротворцев рассказал тебе об эффекте, произведенном последним видеороликом?

Киваю, откидываюсь на спинку кресла и кладу ногу на ногу.

– Очевидно, что история несчастных влюбленных вдохновляет людей больше, чем мои и Койн речи вместе взятые, – продолжает Сноу. – Если не упустить возможность, войну можно выиграть без оружия.

Мне начинает казаться, что я знаю наперед то, что скажет Сноу. Впиваюсь пальцами в подлокотники и с силой сжимаю челюсть. Предчувствие редко меня подводит… Я страшусь того, что задумал Президент. Он хочет, чтобы я снова притворялся влюбленным в Китнисс?

Что ж, на этот раз интуиция мне не помогла. Не в полной мере. Пристально глядя мне в глаза, Сноу произносит:

– Через неделю вы с Китнисс должны жениться.

– Нет.

На удивление спокойный и уверенный отказ. Волнение, которое бушевало во мне еще минуту назад, внезапно стихло, оставив после себя легкую расслабленность. Игры в любовь – это одно, но связать себя узами брака с той, которую я ненавижу…

– Это не обсуждается, – говорю я, пресекая вероятные возражения Сноу. – Я не женюсь на Китнисс.

Президент позволяет себе улыбнуться, пусть только уголками губ, но это не укрывается от меня. Он сидит спокойно, совершенно расслабленно и ждет. Чего?

Спустя несколько минут я понимаю, “что” ждал Сноу. Вместе с осознанием «предложения» Президента на меня обрушивается лавина смешанных чувств. Настойчивая мысль о том, что я не хочу сплетать свою жизнь с Сойкой, борется со странным предвкушением… обладания. Стоит согласиться, и тогда Китнисс будет принадлежать мне. Я ведь хотел этого раньше! Мотивы были иными, но суть прежняя. Я мечтал любить ее, оберегать, сделать счастливой. Сейчас в моих желаниях больше эгоизма: брак – возможность отомстить, заперев птицу в одной клетке с собой. Китнисс так изощренно притворялась раньше, так пусть “играет” до конца своих дней…

Очевидно, Сноу подмечает, как внутренне пошатнулось мое “нет”. Он подзывает безгласую, которая наполняет наши бокалы. Несколько глотков алкоголя теплом разливаются по телу.

– Учитывая обстоятельства, мистер Мелларк, – снова переходит на официоз Президент, – отказаться было бы неразумно. Мисс Эвердин – ключ к успеху нашего предприятия, если мы хотим прекратить войну. Управляя Сойкой-пересмешницей, мы управляем мятежниками. Большей их частью.

Раздумывая над словами Сноу, я вынужден признать, что в этом есть здравый смысл. Китнисс – символ восстания. Она разожгла огонь революции и, вероятно, она же в силах его погасить.

– Также не стоит сбрасывать со счетов беременность мисс Эвердин, – добавляет Президент. – Что может быть более умилительным для зрителей, чем малыш – плод великой любви.

Насмешка, так умело завуалированная, не укрывается от меня и отчего-то становится грустно. Да уж, великая любовь…

Я помню, что любил ее. Больше жизни.

Не взаимно.

Ребенок… Если Китнисс действительно беременна от меня, то мой долг, и правда, жениться на ней, что бы я ни чувствовал. Президент был прав, когда говорил, что я хочу иметь детей, и я не брошу своего малыша, как бы ни сложились отношения с его матерью…

И снова в уме всплывает упрямое воспоминание об охотнике, сжимающем Китнисс в объятиях. Жениться на Сойке и воспитывать ребенка Гейла?

– Мне нужно время. Здесь есть, над чем подумать, – наконец, говорю я.