Сладкая отрава (СИ)

Я рвусь из рук мятежников, удерживающих меня, заклинаю повстанцев прекратить убийства, но все бестолку: я оказываюсь в лифте, который приближает меня к возвращению в темницу. Странно, но прямо сейчас я не боюсь за себя – пусть делают что хотят, и пусть Хоторн прав – я вряд ли доживу до следующего утра, но я не хочу чтобы гибли люди!

Меня ведут по уже знакомым петляющим коридорам подземелья и, открыв одну из камер, заталкивают в нее. Тяжелая металлическая дверь со скрипом закрывается, и я остаюсь один в кромешной темноте. Очевидно, в спешке мои сопровождающие забыли зажечь свет, но выключатель находится на стене в коридоре, и я уже ничего не могу изменить.

На ощупь нахожу лежак, забираюсь на него с ногами и прижимаюсь спиной к стене. В камере оглушающая тишина. Абсолютная, угнетающая. Я слышу собственное дыхание. По коже ползет озноб – из одежды на мне только штаны. Майку я не догадался натянуть, когда выходил из спальни.

Минуты медленно сливаются в часы, но ничего не меняется: я совершенно один, голодный, продрогший и не имеющий представления, что же все-таки происходит наверху, во Дворце, и в городе в целом.

Я переживаю за Китнисс. Корю себя, разумом понимая, что мятежники вряд ли причинят вред своей Сойке-пересмешнице, но все-таки она снималась со мной в ролике и официально вышла за меня замуж. Пусть все это было сделано под давлением, и Китнисс сопротивлялась, как могла, но кто может точно сказать, какие мысли бродят в голове у Койн?

И Хоторн. Он в очередной раз остался с Китнисс, а я заперт здесь. Она уверяла, что между ними ничего нет… Могу ли я ей верить? Как быть с воспоминаниями, заключенными в моей голове?

Прикрываю глаза, глубоко вздыхаю. Нельзя поддаваться эмоциям: если мне суждено выбраться отсюда, то голова должна быть максимально свежей.

***

Выбраться мне не удалось ни в тот день, ни в следующий. Про меня просто-напросто забыли. Или… План куда как проще: оставить меня здесь мучительно умирать от голода или воспаления легких. Даже интересно, что подкосит меня быстрее?

Мучительно хочется есть, пить и спать. Хотя вокруг темнота, я никак не могу уснуть: тревожные мысли не дают покоя. Я вырубался на пару часов прошлой ночью, но позже соскочил с лежанки, напуганный собственным криком. Кошмары вернулись.

Холодно. Уже несколько часов я не чувствую пальцев на ногах, а в горле появилось першение – простуда не за горами. В камере стоит неприятный запах отхожего места: за отсутствием вариантов, нужду пришлось справлять прямо в углу.

Я ослаб и измучен.

Впереди неизвестность, которая не сулит ничего хорошего.

***

К середине третьих суток дверь в мою темницу открывается, но я даже не поворачиваю головы. Обессилевший организм реагирует безудержным кашлем, когда несколько пар рук поднимают меня с лежанки и тащат куда-то.

Смутно слышу голоса, обрывки разговоров, но все это мало значит для меня – тело горит огнем.

У меня лихорадка.

***

Я различаю заботливый и знакомый женский голос, тянусь к нему, но не могу пошевелить даже рукой.

– Он умрет, если не оказать помощь, – говорит кому-то Кларисса.

Двое мужчин спорят, решая, что со мной делать, и наконец один из них произносит:

– Если ты останешься с ним, пойдут разговоры… Парень и девушка в одной камере…

– Финник, – возражает моя помощница, – тебе самому не смешно? Твоя любимая Койн собирается пристрелить меня следом за Сноу и Питом, а ты заботишься о моей репутации?

Я слышу невеселый смешок Клариссы, тяжелый вздох Одейра и недовольные слова… Гейла!

– Финник, не рассусоливай, – говорит он. – Твоя подружка под следствием, как и Мелларк. Только из уважения к тебе, я разрешу ей остаться здесь и выхаживать пекаря. Койн будет зла, если парень не дотянет до суда.

Внутренне я готов наговорить Хоторну кучу мерзостей, но губы не слушаются, и ни звука не вырывается из моего горла.

– Я распоряжусь, чтобы прислали лекарства, – бросает охотник и, судя по удаляющимся шагам, уходит.

– Риса… – произносит Одейр где-то совсем близко от меня, и я попутно отмечаю, что ни разу не слышал этого сокращенного имени моей помощницы. - Я поговорю с Койн. Она умная женщина, ты многое сделала для повстанцев, думаю, можно рассчитывать на то, что тебя скоро выпустят отсюда…

Кларисса смеется. Слишком громко, наигранно.

– Финник, не говори «Гоп!», пока не перепрыгнешь… Я видела, как мятежники перестреляли половину города просто за то, что те имели несчастье попасться им на пути… Не обещай ничего.

Они оба замолкают, а я чувствую, как из горла рвется кашель. Ласковые пальцы Клариссы сразу оказываются у меня на груди. Только теперь соображаю, что я укрыт одеялом или чем-то подобным.

– А что будет с Питом? – спрашивает девушка на полтона ниже, словно боится, что я могу подслушать.

Одейр отвечает не сразу.

– Его будут судить наравне со Сноу. Они оба главные обвиняемые.

Мне даже не страшно. Какая разница когда умереть: сейчас из-за болезни или через пару месяцев, когда это будет угодно Койн и ее свите?

Где Китнисс? Что с нашим ребенком? Меня волнует только это, но я слишком слаб, чтобы спросить.

***