Сладкие папики (ЛП)

— Я не думала, что в прошлый раз тебе было не наплевать.

— Ты и понятия не имеешь, насколько мне было не наплевать. Вообще не представляешь. — Его голос был грубым и сдавленным.

Я снова почувствовала себя неловко — неуклюжей в своем костюме, маленькой в большом кожаном вращающемся кресле.

— Я лучше пойду, — сказала я. — Я сказала Карлу, что меня не будет час.

Он улыбнулся.

— Я слышал, как хорошо ты справляешься. Узнаю каждый день.

— Знаю, — призналась я. — Он рассказал мне.

— Рассказал?

— Я лучше пойду. — Я встала на ноги, протянула руку и почувствовала себя глупо. Но он все равно принял ее. — Мне жаль, — сказала я. — Что касается меня. За то, что не дала тебе шанса.

— Тебе не за что извиняться. Не за что. Только я должен извиняться. — Он крепко сжал мою руку. — Прости меня, Кэтти.

У меня перехватило дыхание. Я кивнула. Улыбнулась. Пожала его руку.

А потом отстранилась и пошла к двери, смахнув слезы прежде, чем выйти в коридор, но тут послышались шаги, и рука опустилась на мое плечо.

— Кэтти… — произнес он, и больше ничего не сказал. Он притянул меня и крепко прижал к себе, я была так напряжена, так напугана. — Мне так жаль. Я сожалею о твоей матери, сожалею о том, что сделал, и сожалею о том, что меня не было рядом.

Я кивнула и задержала дыхание, чтобы остановить слезы.

— Я люблю тебя, Кэтти, ты — моя дочь. Я всегда любил тебя.

Но я не могла сказать ему то же в ответ. Как бы мне этого ни хотелось, как бы ни хотелось верить ему, верить, что у меня есть папа и что этот папа любит меня, всегда любил. Как бы сильно ни колотилось мое сердце, как бы ни ныло в животе от той боли и всех забытых мечтаний, я просто не могла сказать этого в ответ.

Я не знала его достаточно хорошо, чтобы любить.

Я совсем его не знала.

Но возможно когда-нибудь.

Я обняла отца за плечи и стояла так достаточно долго, чтобы принять это.

И этого должно быть достаточно.

На сегодня.

Когда я подъехала к офису в Челтенеме, слезы снова начали жечь глаза, а мысли были в беспорядке. Печаль, потрясение и проблеск надежды.

И злость. Еще была злость.

Не на мою маму, которая сделала все возможное, несмотря на несколько неверных решений. Даже не на моего отца, который подвел ее и сам принял несколько неверных решений. Грандиозного масштаба.

Моя злость была на Верити.

Холодная стальная решимость в моем животе стала горячей, она брызгала и бурлила. Может быть, если бы она не была такой жестокой. Может быть, если бы та не заставляла меня чувствовать себя такой ничтожной, такой нежеланной. Может быть, тогда я смогла бы остаться, хотя бы настолько, чтобы узнать его, чтобы понять, что он не ненавидит меня.

Может быть, все было бы по-другому.

Я вздохнула про себя. Какое это теперь имело значение?

Я выдохнула всю свою боль, всю свою злость, выдохнула всю горечь, смятение и страх. А то, что осталось, — это я, та, которой была всегда.

Вот только теперь я знала правду.

Наконец, после стольких лет и всей этой боли, я узнала правду.

Карл отвел меня в сторону, но я покачала головой.

— Я в порядке, — сказала я, стряхнув его руку со своей. — Все хорошо.

— Что он сказал?

— Много чего. — Я пожала плечами. — Ничего. Все.

— Хочешь пойти поговорить? — Он так пристально смотрел мне в глаза.

Я снова покачала головой.

— Я хочу работать, Карл. Мне нужен простор.

Он кивнул.

— Хорошо, Кэтти, все, что ты хочешь. Я рядом.

— Знаю, — сказала я, и это действительно было так.

В этот день я была на высоте. Совершала звонки, подпитываемая желанием забыть все это и взлететь на вершину таблицы лидеров. Я добилась всех своих потенциальных клиентов, закрыла все возможности, и эти перспективы сработали на меня. Даже Райан выглядел смущенным.

— Что тебя сегодня так возбудило?

Я пожала плечами.

— Наверное, это просто мой счастливый день.

Он потянулся ко мне, делая вид, словно купается в моей славе.

— Надеюсь, это заразно.

— Если это так, то всегда пожалуйста, — сказала я и дружески шлепнула его по руке.

Я как раз готовила кофе, когда Верити стремительно ворвалась на кухню следом за мной. Мою кожу покалывало. Интересно, что ей было известно? Что она слышала? И вообще, знает ли та хоть что-то?

Она встала рядом со мной и потянулась за кофейной кружкой. Невооруженным взглядом было видно, что та пребывала в смятении.

— Привет, Кэтти, — поздоровалась она, будто это было в порядке вещей. Затем та повернулась, прислонилась к стойке, смотря куда угодно, кроме меня. — Я знаю, мы не… разговариваем.

Не то слово.

— …но я просто хотела… — Она вздохнула. — Хорошие звонки сегодня. Так много.

— Да, — ответила я.

— Мне хотелось сказать. Уже какое-то время. Ты, эм, ты умеешь совершать такие звонки.

Я не знала, что на это ответить.

Ее серьги сверкали под флуоресцентным светом, как и блеск для губ. Она была такой сияющей, такой идеальной, такой стильной, ухоженной и чертовски хорошо образованной.

Но она нервничала, была немного опустошенной. И была словно стеклянной. Я могла сказать это.

— Послушай, Кэтти, я, эм…

— Ты «эм»?

Она слегка улыбнулась мне, будто была сумасшедшей и знала это.