Я почувствовал, как она потянула меня за рукав, и у меня перехватило дыхание.
— Съезжай на обочину, — сказала она. — Впереди есть стоянка для грузовиков.
Я включил поворотник, направляя Range в сторону от дороги. Я поставил машину на нейтральную скорость и повернулся к девушке лицом.
— Что? — спросил я. — В чем дело? Что такое?
Ее глаза блеснули в последних лучах солнца, выразительные и смущенные.
— Я не знаю, чего хочу, Карл. Я не знаю, хочу ли я знать своего отца, или буду ли я разочарована, если узнаю, что он такой же придурок, каким я его и считала. Я не знаю, потеряла ли я что-то в детстве, потому что моя мама боялась позволить мне любить кого-то, кто не любил ее, и я не знаю, что это значит для моего будущего. Я не знаю, подрезала ли я себе крылья потому что поняла, что это нормально — довольствоваться тем, что не заставляю себя, не бросаю себе вызов, потому что бунтовала. Бунтовала против семьи, против которой была с самого начала. Я не знаю, хотела бы я того же, знала бы то же самое, делала бы то же самое, если бы знала больше, если бы знала, что я не нежеланная дочь.
— Тогда
— Потому что я знаю
Я ухмыльнулся.
— Меня редко называют
— Рик прав насчет тебя, когда говорит, что ты лучший человек, которого он когда-либо знал. Ты лучший человек, которого и я когда-либо знала. Ты и Рик — лучшие
— Хватит, — проговорил я. — Тебе не нужно говорить все это.
Она улыбнулась.
— Ты будешь лучшим отцом, Карл. Ты именно такой, каким должен быть хороший отец. Преданный, честный и сильный. Добрый. Трудолюбивый. Поддерживающий.
От ее слов у меня по коже побежали мурашки. Мне пришлось сменить тему разговора. Я не мог этого вынести, даже мысли. На всякий случай. На тот случай, если это была ложная надежда.
— Твой отец не так плох, Кэтти. Честное слово. Я действительно думаю о том, что ты должна дать ему шанс. Начать все заново, с самого начала. С начала, которое у вас должно было быть.
Она была близко, так близко. Ее колени были на сиденье, ее дыхание на моей щеке.
— Поцелуй меня, — сказала она. — Именно этого я хочу. Это единственное, что я знаю.
— Рик дома, — проговорил я. — Он в нескольких минутах отсюда…
Она покачала головой, а потом ее губы коснулись меня, мягко прижавшись к моей щеке.
— Пожалуйста, — сказала она. — Поцелуй меня, Карл, прямо здесь.
Кэтти
Мое сердце бешено колотилось, а желудок весь сжался. Ноги у меня подкашивались, в горле пересохло, а жизнь казалась шаткой и словно чужой.
И все, чего я хотела, — это он.
Мужчину, который поставил на карту все, который шел дорогой истины и чести, куда бы она его не привела.
— Пожалуйста, — сказала я. — Поцелуй меня, Карл, прямо здесь.
Он повернул голову, и его губы оказались так близко от моих.
— Мы кончаем вместе или не кончаем вообще, — прошептал он. — Вот какие мы.
Я погладила его по лицу.
— Но ведь теперь нас трое, да?
— Да. Именно.
— Значит все должно измениться, не так ли? Двигаться вперед? Эволюционировать?
— Что ты имеешь в виду?
Его горячее дыхание коснулось моих губ, и я вдохнула его.
— Я люблю тебя, Карл.
Он перестал дышать, широко распахнув глаза.
— Я люблю тебя, и я люблю Рика. Я люблю вас обоих. Я люблю вас обоих вместе, и люблю вас обоих по отдельности. Иногда я хочу любить Рика, а иногда я хочу любить тебя, а иногда, большую часть времени, я хочу любить вас обоих вместе. — Я позволила ему осмыслить мои слова. — А иногда мне хочется, чтобы вы любили друг друга без меня. Вот как должно работать с тремя, Карл. Вот, как я хочу, чтобы это работало. Естественно, это кажется мне правильным.
— Кэтти… я не знаю…
Я прижала к его губам палец.
— Ты любишь меня, Карл? Я знаю, ты не любишь говорит это, но я спрашиваю тебя. И я знаю, что ты скажешь мне правду, потому что…
Он убрал мою руку от своего рта, и его губы прижались к моим. Он глубоко вздохнул, обхватил мое лицо и поцеловал меня. Он поцеловал меня так, словно любил меня.
А затем он сказал это.
— Да, я люблю тебя, Кэтти. — Он замолчал. — И Рик тоже, и он ждет нас дома.
Я представила себе Рика, его добрую улыбку, его прекрасное тело. То, как легко он любил.
Я кивнула.
— Ладно, — сказала я. — Поехали домой.
Его пальцы оказались в моих волосах прежде, чем я успела пошевелиться, удерживая меня крепко, удерживая меня неподвижно. На этот раз его рот был настойчив, его язык искал мой, его дыхание было неровным. Он низко застонал и притянул меня ближе, его тепло обжигало меня.
А потом он отпустил меня.
— Мы поговорим об этом, — сказал он. — Все мы. Мы заставим это работать втроем, вместе и по отдельности. Самое время.