Сладкий привкус яда

– Эта молодая особа – тоже, кстати, симулянтка – не разбирается в вопросах медицины и не имеет права давать оценку моим действиям!

– Да, я задыхался. Мне нечем было дышать, – подтвердил князь.

– Может быть, я всего лишь на мгновение закрыл ладонью клапан! – пожал плечами врач. Его плутоватые глазки ушли в сторону, и Герасимов стал похож на обиженного Чебурашку. – Это иногда случается.

– Когда я вошла, – усталым голосом сказала Татьяна, – он отпустил князя, подбежал к шкафу, взял оттуда лист бумаги и кинул его в раковину. Потом плеснул туда какую-то жидкость. По-моему, кислоту. Почти весь текст пропал. Я пыталась промыть его водой, но, кажется, бесполезно.

Мухин подошел к раковине, долго смотрел в нее, потом осторожно, двумя пальцами, приподнял ветхий обрывок бумаги с темными разводами.

– «…свое движимое и недвижимое имущество, включая деньги, находящиеся на моих счетах в российских и зарубежных банках, и картины, в том числе выставленные для обозрения в картинной галерее Арапова Поля, – медленно читал Мухин, – завещаю Гонзе Филиппу Борисовичу. Не имея твердого убеждения в том, что человек, который выдает себя за Родиона, на самом деле является моим сыном, в наследстве последнему отказываю…»

Я обомлел. Такого поворота событий я никак не ожидал! Действительно, по нашим законам завещание, заверенное дежурным врачом больницы, приравнивается к нотариально удостоверенным. Вот это ход! Все гладко и логично: я сбиваю князя (можно не сомневаться, что, если бы у Фили все получилось, он упрятал бы меня в тюрьму), дежурный врач без свидетелей умерщвляет князя, отбивает ему внутренности, а когда прибывает бригада врачей, рассказывает, как Орлов за минуту до смерти попросил с его слов написать завещание на имя Гонзы.

Мухин поднял голову и взглянул на врача.

– Это вы писали?

– Что – это? – усмехнулся врач.

Обрывок бумаги буквально таял на наших глазах, как тонкая льдинка. Кислота продолжала пожирать его.

– Фотоаппарат! – крикнул Мухин.

Милиционеры зашевелились, стали зачем-то хлопать себя по карманам. Обрывок бумаги выпал из пальцев следователя и шлепнулся на пол. С перекошенным лицом Мухин смотрел себе под ноги.

– В машине… – сдавленным голосом произнес он, но едва милиционеры дернулись в сторону коридора, он покачал головой и добавил: – Не надо. Поздно…

Я заметил, как врач воспрял духом.

– Так вот, – приободрившимся голосом сказал он. – Как только я начал укреплять кислородную маску на лице этого пожилого господина, в операционную ворвалась эта молодая особа и стала угрожать мне пистолетом. Она заставила меня сесть на пол и поднять руки. Никаких бумажек я не писал и кислотой не заливал, все это ложь и провокация, и я буду…

– Замолчите, – тихо попросил Мухин.

По-моему, мы все крупно вляпались. У нас не было ни одного серьезного доказательства того, что Филя вместе с врачом пытались убить князя. Следователь, хмурясь, смотрел на серое пятнышко на полу, похожее на размазанную зубную пасту. Затем сдвинул шляпу на затылок и посмотрел на врача.

– Я вынужден вас задержать, – глухим голосом произнес он. – До выяснения всех обстоятельств происшествия.

– Как прикажете, как прикажете, – без возражений ответил врач. – Но сначала я вынужден поставить в известность свое начальство, дабы вместо меня нашли замену…

– Ставьте, – буркнул Мухин и вышел из операционной.

– Позвольте, – с усмешкой произнес врач, подойдя ко мне. Я ногой загораживал ему путь.

– Пожалуйста, – вежливо ответил я и, когда эскулап поравнялся со мной, врезал ему кулаком под ребра.

– И за это тоже ответите, – сиплым голосом прошептал врач, складываясь пополам.

Глава 41 КОГДА НАСТУПИЛО УТРО

Я слышал, как в прихожей ходит Родион, звенит ключами, запирая дверь своих апартаментов, как хлопнула входная дверь и зашуршала галька под его ногами. Мне надо было поговорить с ним, расспросить о вчерашних выстрелах, но открыть глаза не было никаких сил. Сон затягивал в свою сладостную пучину, и, не желая его вспугнуть, я неподвижно лежал поверх покрывала перед открытым настежь окном, и комната была наполнена солнечным светом, щебетом птиц и терпким весенним запахом влажной земли.

Я лежал в куртке и джинсах, но чувствовал, как елозит по спине край шторы, танцующей на сквозняке. Этот мир, мягко вытесняя собой сон, казался светлым и добрым, но я знал, что это впечатление обманчиво, и пытался снова погрузиться в глубину сна, но меня, как ныряльщика, выталкивало на поверхность, к солнечным бликам на стенах, к шторе, плывущей в свежем воздушном потоке…

Все же я встал с дивана и сразу выпачкал свою облачковую душу гадкой мыслью: «Филя на свободе, и доказательств его вины по-прежнему нет».