Сладкий привкус яда

Филя с невозмутимым видом продолжал исследовать ногти. Палыч, пристраивая полено в камине, выпрямился, повесил на крючок кочергу и с нерешительной улыбкой посмотрел на меня, будто хотел сказать: раз кто-то кого-то разыграл, значит, это смешно, почему бы не улыбнуться?

– Нельзя ли конкретнее? – попросил начальник охраны. Он постукивал носком ботинка по полу и смотрел на меня в упор. – О какой шутке идет речь?

– Все, о чем я говорил в интервью, неправда, – ответил я. – Никакого преступления в Гималаях не было. Никто, к великому счастью, Родиона не убивал. Никто не принимал его облик. Не кто иной, как он сам, сейчас сидит перед вами.

Теперь все уставились на Родиона.

– Что значит – никто иной? – пробормотал Хрустальский, глядя на Родиона с подозрением и даже с опаской. – Ничего не понимаю… Вы нас запутали, молодой человек!

– Шутка, надо заметить, дурацкая, – проворчал Мухин. – Хотя, конечно, она принесла поразительные результаты.

– Кто-нибудь, в конце концов, объяснит, о чем идет речь? – высоким голосом произнес водитель, поворачивая плешивую голову во все стороны. – Почему все неправда?

Водителю ничего не надо было объяснять. Он все понял и отказывался в это верить.

– Может быть, слово «шутка» здесь не совсем уместно, – сказала Татьяна. – Скорее это был психологический тест. Перед вами смодулировали ситуацию: Родиона как будто не стало, а его место занял двойник, убийца и мошенник.

– Ну-ну, полегче, девушка, полегче! – высказал недовольство Хрустальский. – Мы сразу обо всем догадались! Думаете, вы смогли нас обмануть? Лично я сразу понял, что это розыгрыш. И к Родиону Святославовичу относился с неизменной симпатией и доверием.

– И я сразу догадался! – приклеился к Хрустальскому водитель, который интуитивно понял, что это единственно спасительный путь.

– Конечно же, мы догадались! – с неестественной веселостью сказал начальник охраны. – Друзья! Это была не совсем хорошая шутка, и в ответ на нее мы тоже нехорошо пошутили про нашего дорогого Святослава Николаевича. Так ведь?

Зал оживился. Водитель, вскочив с места, подошел к Родиону и, склонившись перед ним, стал что-то горячо доказывать. Это вызвало лавину. Боясь опоздать, Родиона вмиг обступили охранники и строители. Хрустальский принялся петухом расхаживать посреди зала. Поглядывая на меня, он щурил глазки и качал головой:

– Ну зачем вы так плохо про нас думаете?

Начальник охраны принялся исполнять свои обязанности и прорвал живое кольцо.

– Все по своим местам! – орал он. – Родион Святославович, внесите же вы ясность! Скажите, что никакой обиды на нас не держите!

Садовница безучастно смотрела на спектакль, который для нее был суетливой пантомимой. Следователь подошел ко мне.

– Орлов плохо себя чувствует, поэтому заявление напишешь ты.

– Какое заявление?

– О том, что отказываешься от своих прежних убеждений в мошенничестве, снимаешь все обвинения в адрес Родиона… Глубоко раскаиваешься… Просишь прощения.

– Хорошо.

– И сворачивай весь этот базар. Смотреть противно.

Тут и Родион не выдержал. Он встал с кресла и поднял руку.

– Что орете? – неузнаваемым глухим голосом произнес он и грубо добавил: – Вы вели себя как свиньи!.. Вы радовались моей смерти…

– Господь с вами! – прошептал водитель. – Родион Святославович, я так не думал… Вот присутствующие не дадут соврать…

– Я предлагаю устроить на природе пикник, – возвестил Хрустальский, – и забыть все взаимные обиды! Шашлык беру на себя!

– Я не сказал вам главного, – произнес я, когда в зале снова стало тихо. – Пришло время назвать имя человека, который дважды пытался убить Родиона, отравил конюха и сегодня ночью пытался убить князя.

Татьяна метнула на меня взгляд и отрицательно покачала головой. Может быть, я отбирал у нее хлеб, но не поставить точку во всех гнусных делах Филиппа не мог. Меня ничуть не смущало, что твердых доказательств у меня нет. Я их представлю в ближайшее время. Обязательно представлю.

Филя с легкой улыбкой смотрел на меня. Он здорово владел собой, я не мог не признать у него завидного самообладания. Я обвел взглядом присутствующих. Какие глаза! Сколько жажды услышать имя супостата и обрушить на него лавину злости, мести и ненависти и тем самым искупить свои собственные грехи.

– Это Филипп Гонза.

Раздался приглушенный возглас удивления. Все одновременно посмотрели на кассира.

– У тебя есть доказательства? – мягко спросил он.

– В тюрьме ты проведешь свои лучшие годы, – заверил я.

– Должен заметить, что это личное мнение Стаса Ворохтина, – уточнил следователь.

– Тебе придется отвечать за клевету, – грустным голосом произнес Филя. – Господа, я уже начинаю сомневаться в здравости рассудка этого человека.

– В самом деле! – поддержал его начальник охраны, очень довольный, что сменилась неприятная тема. – У тебя есть доказательства?

– Все свои преступления, кроме одного, Гонза совершал чужими руками, – ответил я. – В конце февраля в Родиона из собственного охотничьего ружья стрелял наш конюх, отрабатывая деньги, которые ему заплатил кассир.

– Когда я ему платил, ты стоял рядом? – усмехнулся Филя.