Сладкий привкус яда

Машина нырнула под мост, взлетела на подъем, и на нас надвинулась громада аэропорта Шереметьево. Мне очень хотелось узнать, кого Татьяна считает «самым опасным из всех», заодно расспросить про садовницу, но девушка отрицательно покачала головой и сделала знакомый мне жест – приложила палец к губам.

Мы опоздали минут на десять. Напротив стеклянных дверей, на краю тротуара, худой, темнолицый, обросший жесткой соломенной бородой, стоял Родион Орлов. Водитель, увидев его, перекрестился. Не знаю почему, но мне захотелось сделать то же.

Глава 33 СПЕКТАКЛЬ ДЛЯ ОДНОГО ЗРИТЕЛЯ

Пригибая голову и придерживаясь за спинки сидений, я подошел к водителю. «Понтиак» круто развернулся и прижался к тротуару. Толкнув дверь, я замер на подножке, глядя на изможденное лицо давно не бритого человека.

– Привет! – крикнул он мне, вскинув жилистую, со вспухшими венами руку.

Я не ответил на салют. Не замечая, нервно кусал губы. Рот наполнился соленой слюной. Я сплюнул и процедил:

– Так и думал… Фуфло!

– Родион!.. Мать честная! Живехонький! – забормотал водитель, и интонация его быстро взвинтилась до восторженного визга: – Глаз вырви – поверю!..

Я с силой толкнул дверь, и она, покатившись по пазам, плотно захлопнулась, отгородив салон машины от свиста и грохота самолетов.

– Поехали!! – закричал я. – Чего челюсть отвесил?! В прокуратуру! В ОМОН! На асфальт мордой вниз этого говнюка!

– Ты сумасшедший! – пытаясь казаться спокойной, сказала Татьяна. Она попыталась оттолкнуть меня и приблизиться к водителю. – Немедленно открой дверь!

Родион подошел к «Понтиаку» и с мягкой настойчивостью постучал в окно побелевшими костяшками пальцев. На его правой руке не хватало мизинца, точнее, части его, отчего казалось, что Родион демонстративно начал отсчет своему терпению и на счет «раз» согнул палец.

Водитель округленными глазами пялился то на Родиона, то на меня. Его темные волосы, давно не видевшие шампуня, лоснились и с черной кожаной курткой составляли как бы одно целое, отчего плешь на темени напоминала заплату или потертость. Вращая головой, он слишком явно демонстрировал этот дефект.

– Ты как с цепи… – бормотал он, напуганный моей убежденностью, и потому уже не просто смотрел на Родиона, а вглядывался в его лицо, но все же не замечал того, что так взрывно вывело меня из равновесия. – Да открой же ты дверь, впусти человека!

Родион, не видя из-за тонированных стекол происходящего в салоне, прислонился коричневым лбом к стеклу, отгородился ладонями от света и стал всматриваться. Татьяна по-женски отчаянно и некрасиво толкнула меня в плечо и ухватилась за ручку двери, но я защищал запорную кнопку замка, как родину.

– Еще раз повторяю! – произнес я, не в состоянии распрямить плечи и поднять голову из-за габаритов салона. – Этот человек не Родион.

– Придурок! – буркнул водитель, тщетно пытаясь разблокировать замок кнопкой на своей двери. Я чувствовал, как дергается электромагнит под моей ладонью, щекотит, как майский жук. – Слушай, я тебя сейчас ключом по затылку огрею! Хозяин приказал… Да открой же ты дверь!

– Я тебе исцарапаю лицо! – пригрозила Татьяна и показала мне ногти.

– Что хотите делайте, но этого самозванца я сюда не пущу! – поклялся я.

Водитель решил взять меня хитростью. Он сумел открыть свою дверь и выпрыгнул наружу. Мы с Татьяной смотрели, как он колобком обежал вокруг «Понтиака» и с лету кинулся в объятия Родиона. В росте они заметно разнились, отчего Родион обнял водителя за уши, а водитель Родиона за живот.

– Он здорово похудел, – сказала Татьяна.

– В Хэдлоке, наверное, кормили только рисом, – предположил я. – А Родион любит свинину и мясные салаты… Смотри, как водила перед ним танцует.

– Ему идет борода, – произнесла девушка, не отрываясь от тонированного стекла, словно от экрана телевизора, где шел какой-то невероятный фильм. – Он похож на Иисуса Христа. Ровный тонкий нос. Подвижные губы. Высокий чистый лоб… Икона!

Я скрипнул зубами и резко возразил:

– Нет, нисколько не похож! Ему до Иисуса, как мне до Алена Делона. У Родиона глаза светлые, почти водянистые. Волосы редкие. И вообще, борода делает его лицо невыразительным.

В горах Родион принципиально не отпускал бороду, что повально делали все высотники. Даже на стене, после холодных ночевок, он умудрялся бриться электрической «Сони», подсоединяя ее к аккумуляторам от радиостанции. А тут вдруг – борода. Если это «театральный макияж», то относиться к нему надо было соответственно, а не писаться от восторга.

– Ладно, открывай, – попросила Татьяна. – А то переиграем.

Я отпустил запорную кнопку и вернулся на заднее сиденье. Словно желая спрятаться в самом себе, руками и ногами начал плести кренделя. Поза моя в итоге стала выражать абсолютный нигилизм и скептицизм. Со злой усмешкой я косился на вошедшего в салон Родиона. Татьяна держала в согнутых руках, словно вязанку хвороста, большой букет роз и не знала, что с ним делать. Водитель суетился снаружи, затаскивая в салон рюкзак и сумки, и с тревогой поглядывал на меня. Он не позволял мне расслабиться ни на секунду.