Сладких снов

Хоффманы ушли по гравийной дорожке. Их фигуры быстро поглотила кладбищенская темнота. Гренс скорее угадал, чем вычитал из жестов и позы реплику Зофии о том, что «из всех твоих идиотских заданий, Пит, это – единственное разумное». И то, что ответил Пит: «Я же обещал тебе, Зофия, что прошлый раз был последним, потому что это никогда не заканчивалось ничем хорошим». И что далее сказала Зофия: «Та девочка, которой нет в могиле, всего на несколько лет старше нашей Луизы».

Когда они вернулись, Зофия спросила комиссара, откуда такая уверенность, что это та самая бабочка и что Линнея действительно там, где он рассчитывает ее найти. На что Гренс ответил, что никакой уверенности у него нет, просто нужно идти дальше, хотя бы ради тех, чьи фотографии лежат у него в конверте.

– Ну, в таком случае…

Она посмотрела сначала на Гренса, потом на мужа:

– …поезжай, Пит.

– Зофия, я повторю тебе то же, что только что сказал ему – я не тот агент, который нужен для этого дела. И я тебе обещал. Оба мы знаем, чем это обычно заканчивалось.

– Ради Линнеи, Пит. И может быть, ради меня тоже.

Оба перевели взгляд на Луизу, которая заворочалась в коляске, что-то пробормотала и как будто даже немного всхрапнула.

– Если Линнея действительно среди тех, чьи снимки Эверт нам показывал, если он считает, что у нас есть хотя бы малейший шанс найти ее живой, то поезжай, Пит.

Часть 4

Не прятаться от кого-то, а прятаться в ком-то.

Эверт Гренс почувствовал себя дома, лишь толкнув дубовую дверь вокзала в Лердале. Таким маленьким и уютным казалось здесь все после Стокгольма. А может, дело было в том, что Бирте обрадовалась, когда он позвонил из Арланды и сказал, что уже в пути. Или же потому что приехал не один, а с Питом Хоффманом и чувствовал себя человеком, сдержавшим обещание.

Они не особенно много разговаривали друг с другом после прогулки на кладбище. Гренсу не нужно было объяснять, что родительские объятия, в понимании любого нормального человека означающие надежность и защиту, могут нагнетать ни с чем не сопоставимый ужас. Что многие мужчины и женщины, смирившиеся с воспоминаниями о физическом насилии в детстве, так никогда и не избавляются от страха, что это может повториться в любое время. И фотографии, запечатлевшие их прошлое и гуляющие по Сети от одного педофила к другому, не что иное как бесконечное повторение преступления.

Вернувшись с кладбища в дом Хоффманов, Гренс первым делом поблагодарил Зофию, а потом вместе с Питом поднялся на второй этаж к детям. Комиссар остановился в дверях и оттуда стал наблюдать сцену прощания. Все три ребенка по-разному реагировали, когда отец подходил к каждому, гладил по щеке или поправлял подушку. Луиза, которую переложили из коляски в кровать, перевернулась со спины на живот. Расмус тяжело дышал, – как и обычно, сколько его помнил Гренс. Он слишком крепко спал, чтобы почувствовать, что рядом кто-то стоит.

Беспокойство Хюго, напротив, первым бросилось в глаза при взгляде на него. Весь в поту, мальчик вскрикнул и замахал руками, как будто отбивался от кого-то невидимого. На какое-то мгновение Пит скосил глаза в сторону двери, и быстрый обмен взглядами с Гренсом подтвердил: оба они думали о том, что только что говорила Зофия, – эти мальчики того же возраста, что и дети со снимков в конверте.

На пути в аэропорт мужчины сидели рядом. Не имея возможности и дальше избегать друг друга, они старались не вспоминать о досадном происшествии в гардеробе, последствия которого до сих пор не сошли с лица Гренса. И даже то, что комиссар без всякой необходимости рассказал Хоффманам о дочери, которую до сих пор собирался как-нибудь навестить, не казалось теперь такой уж непростительной ошибкой.

В самолете и позже, в поезде, Хоффман изучал чаты, рассматривал фотографии, которые пересылала Бирте, и слушал записи допросов. Все это не требовало разъяснений, поскольку изначально оставалось за пределами всякого понимания. Криминал особого рода: когда насилие направлено вовнутрь, а не вовне. Отсюда специфика задания – внедриться в узкий круг, установить личность лидера и собрать достаточно доказательств, чтобы засадить всех за решетку. Это существенно отличалось от того, чем Пит Хоффман занимался до сих пор.

Бирте заключила Гренса в объятия, едва они переступили порог полицейского участка. Так здороваются близкие друг другу люди или же те, кто давно не виделся. Комиссар ничего не имел против объятий, разве что немного смутился. В любом случае, выбора ему не предоставлялось.

Поприветствовав Гренса, Бирте протянула руку Питу Хоффману.

– Здравствуйте, меня зовут Бирте. Добро пожаловать! Я уже начала сомневаться в вашем существовании.

Она скосила глаза на Гренса и все поняла – еще один коллега без официального задания. Но стоять рядом с Хоффманом было для нее большим облегчением.

– Он существует, теперь ты это видишь, – они и сами не заметили, как перешли на «ты» в переписке. – А вот мое время вне зоны действия радаров подошло к концу.

Бирте улыбнулась:

– Думаю, мы его продлим.